приходить сюда. Но пока я выбрала выжидательную тактику, и делаю вид, что все хорошо. Если быть точнее – включаю дурочку.
Отвлекает мои мысли стук в палату. Смотрю на время, наверное, это дети пришли. Как раз у них закончились занятия.
Удивляюсь, когда в палату заходит… Тамара.
Опешив от её появления, я, кажется снова теряю дар речи.
Лишь хлопаю ресницами, внимательно рассматривая подругу. Бывшую подругу. Я все ещё помню её унизительные оскорбления в свою сторону, и вряд ли смогу когда-нибудь забыть.
Медленным шагом она проходит вглубь палаты. Ее бежевый деловой костюм и черные лодочки на каблуках делают ее похожей на женщину, которая ведет новости. Сколько себя помню, подруга всегда обожала деловой стиль, хотя оно и понятно, подруга работает учителем в школе, поэтому такой прикид ей к лицу.
– Привет. Как дела? – она плюхается на стул и поддается вперёд, демонстрируя хитроватую улыбку. У них всех троих, видимо, план такой. Сделать из меня дуру. Я по глазам вижу, как Тома надо мной насмехается. Я бы даже сказала, злорадствует. Наверняка она думает о том, что мой недуг является моим наказанием, за то, что я обидела её дочь. Не знаю, но мне почему-то так видится.
– П-прив-вет. Н-нормально, – собираю силы воедино, чтобы не пасть в грязь лицом. Получилось почти неплохо, правда, так или иначе, все равно заметно, что с моей речью что-то не так.
– Мда, все оказалось еще хуже, – Тамара наглядно кривит лицом, подавляя издевательскую усмешку. Слышала бы меня Тамара несколько дней назад, она бы, наверное, и вовсе стоя аплодировала моему дефекту.
– Нет, Борис нам конечно сказал, что у тебя проблемы, но я не думала, что они настолько… Очевидные, – Тамара выдавливает из себя дружескую улыбку, но от неё веет холодом. Я знаю, она это специально все говорит, чтобы ударить меня больнее. Догадываюсь, что ей также не выгодно, чтобы я начала «говорить». В нашем маленьком городке слухи расползаются со скоростью света, думаю, её учительской карьере вряд ли пойдёт на пользу тот факт, что ее дочь спит с мужем лучшей подруги, который старше неё на двадцать восемь лет. Не только спит, но еще и ждёт ребенка от него. Правда, это ещё не точно.
– Черт, прости, – вдруг спохватывается подруга, прикрыв рот ладонью. – Тебе итак хреново, ещё и я тут с выражениями не стесняюсь… – похоже, они с Борисом и Ариной учились в одном и том же месте. Ее игра довольна правдоподобна. Взгляд и в самом деле источает вину, ту самую, которую внутри она не чувствует.
Понимаю, что моему инсульту немало времени предшествовали жуткие мигрени. Они и были звоночками. Стрессовая ситуация с изменой Бори, в которой меня ловко выставили виноватой, она послужила катализатором.
– Н-ничего. Все в п-порядке, – выдавливаю на лице подобие улыбки. Затем беру подругу за руку, наклоняюсь к ней чуть ближе.
– С-спасибо. Сп-пасибо, что б-была я-рядом, – сверлю Тамару разоблачительным взглядом, надеясь увидеть в них хоть тень сомнения. Я знаю, уверена, что в доме меня нашел Боря. Даже боюсь представить, сколько я могла там пролежать без сознания.
– Тебе не за что меня благодарить. Я сделала все, что от меня зависело. Прости, что не пришла проведать тебя раньше. В школе такой завал был, – мягко улыбается подруга, но я кожей чувствую холод, который исходит от неё в мою сторону. Улыбка, больше напоминающая ехидный оскал, взгляд – отстраненный и бесчувственный, липовое сочувствие моей беде. Да, пускай я все эти годы была слепа и не замечала очевидного, но зато терпеть я «прозрела» и четко вижу всю истину. Я вижу фальшь. Могу различить правду от лжи. Игру от искренности. Будто бы вместе с недугом я получила еще и дополнительный навык проницательности. Да, у меня ухудшилась речь, зато зрение стало четче.