Если Ватиканский собор скрепя сердце в конце концов признал, что теория Дарвина правильно толкует вопросы происхождения человеческого тела (неуловимая душа, ясен пень, остается родовой вотчиной священнослужителей), то отечественные иерархи в лице своих отдельных представителей стоят непоколебимо: чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим. Если бы так! Религия сегодня предельно агрессивна и наступает широким фронтом, усматривая бесовское начало в самых невинных умозаключениях. Кроме того, она высокомерна, вальяжна и как никогда далека от христианского смирения, поскольку чувствует крепкое плечо российской власти. Государство откровенно поставило на православную церковь, с упоением возрождая знаменитую уваровскую триаду – православие, самодержавие, народность. И хотя стоять в храмах со свечкой давно уже стало признаком хорошего тона, имеются серьезные сомнения, что количество истинно верующих существенно возросло. Вероятнее всего, в данном случае работает элементарный механизм функционирования больших систем: эпоха принудительного атеизма в одночасье приказала долго жить, и маятник конфессиональных пристрастий основательно качнулся в противоположную сторону. Сегодня только ленивый не толкует о духовности и не призывает оборотиться лицом к корням. Хочется верить, что с течением времени все постепенно устаканится, и он (маятник) займет приличествующее ему срединное положение. Впрочем, особенно обольщаться не стоит, поскольку Россия – страна малопредсказуемая.

Собственно говоря, толчком к написанию этой книги стала беседа с одним моим хорошим приятелем – человеком умным, начитанным и к тому же медиком по образованию. Когда разговор неожиданно свернул на дарвиновскую теорию естественного отбора и проблематику антропогенеза (обычной темой наших бесед были история и литература), он вдруг глянул на меня светло и остро и строго спросил: «Лева, неужели ты веришь во всю эту хрень?» Я поначалу даже растерялся, но потом, собравшись с мыслями, разразился великолепной и пылкой тирадой в защиту Дарвина, которая, по правде сказать, особенного успеха не возымела. Больше всего меня поразил не факт неприятия эволюции органического мира как таковой, а сама постановка вопроса: оказывается, учение о выживании наиболее приспособленных, с точки зрения моего оппонента, является предметом веры ровно в той же степени, что и библейский рассказ о сотворении Адама из персти земной.

С тех пор мне стала абсолютно ясна подоплека дискуссий в периодической печати, на радио и телевидении, где уважаемые люди с самым серьезным выражением лица утверждают, что дарвинизм на школьных уроках биологии следует преподавать наравне с альтернативными теориями, поскольку он является не более чем шаткой и плохо обоснованной гипотезой. Ученик, дескать, должен сам сделать выбор, проанализировав плюсы и минусы предлагаемых на рассмотрение концепций. Впору вспомнить скандальный «обезьяний процесс», взбудораживший Соединенные Штаты в 1925 году и закончившийся осуждением школьного учителя Джона Скопса, на протяжении нескольких лет совращавшего малых сих посредством изложения основ дарвинизма (по решению суда его оштрафовали на 100 долларов).

Бурное развитие технологий во второй половине XX века не остановило упрямых консерваторов. В 1981 году в Арканзасе и Луизиане был принят «закон о равном времени», предписывающий преподавать эволюционную биологию наравне с альтернативными воззрениями. Не успели его отменить, как в 1999 году, теперь уже в штате Канзас, экспертный совет вознамерился пересмотреть школьные экзаменационные стандарты по естественным наукам. Из новой редакции был выброшен не только дарвинизм, но и геологический возраст Земли, теория континентального дрейфа и общепринятая космологическая модель возникновения Вселенной в результате Большого взрыва. И хотя эти дикие поправки удалось в конце концов отменить, аналогичные предложения о пересмотре школьных программ сегодня рассматриваются еще в восемнадцати штатах. Так что я не особенно удивлюсь, если российские законодатели, заигравшиеся с реформой школьного образования и с упоением бегущие впереди паровоза, нагородят что-нибудь в том же духе.