Между прочим, эволюционные идеи отражаются в массовом сознании самым причудливым образом. И хотя все изучали в школе дарвиновскую теорию естественного отбора и читали кое-что о мутациях, представление об этих вещах у большинства людей (даже обезображенных высшим образованием) нередко самое что ни на есть пещерное. Мутации воспринимаются как нечто из ряда вон выходящее, а об отборе, который, напротив, изменчивость ограничивает, и вовсе, как правило, забывают. Накрепко усвоив расхожее мнение, что мутации являются материалом для эволюции и, следовательно, чем их больше, тем быстрее она идет, авторы популярных брошюр ничтоже сумняшеся пишут что-нибудь вроде: «Одна из популяций этих древних обезьян обитала в районе естественных выходов урановых руд, что, видимо, и послужило причиной их быстрой эволюции». Жуткая каша в голове! Автору этого великолепного пассажа совершенно неведома классическая работа выдающегося отечественного генетика С. С. Четверикова «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения генетики», опубликованная еще в 1926 году. Он показал, что природные популяции несут в себе огромный запас ранее произошедших мутаций, буквально впитывают их «как губка впитывает воду», а значит, исходный материал у эволюции всегда в избытке. Работа Четверикова была насквозь теоретической, а вот Н. В. Тимофеев-Ресовский (герой повести «Зубр» Даниила Гранина) уже экспериментально подтвердил справедливость этого положения, доказав исключительную насыщенность природных популяций дрозофил мутациями. Одним словом, отбору всегда есть с чем работать, даже если никаких урановых руд поблизости не наблюдается.

Более того, представления очень многих людей о естественном отборе до сих пор грешат самым вульгарным ламаркизмом, хотя, казалось бы, современная биология давным-давно отправила построения Ламарка в архив. Спросите человека с улицы, какой щенок скорее выучится трюкам на манеже – вшивый беспородный «дворянин» или благородный отпрыск из династии цирковых псов? Почти наверняка вам ответят, что конечно же цирковой – ведь все его предки работали на манеже. Разве могли не закрепиться в генах столь важные признаки? А ведь человек учил в школе, что приобретенные признаки не наследуются, что Август Вейсман еще в начале прошлого века на протяжении нескольких поколений рубил крысам хвосты, но так и не добился появления на свет бесхвостого потомства. Между прочим, когда журналисты пишут о генетических мутациях на общенациональном уровне (например, по поводу лености российского мужика), они оперируют в точности таким же малым джентльменским набором поверхностно понятого эволюционизма.

Итак, с псевдонаучными построениями все более или менее ясно. К сожалению, невозможно обойти вниманием и старую как мир идею о божественном происхождении жизни вообще и человека в особенности, которая переживает в наши дни, как ни странно, своеобразный ренессанс. Точка зрения, согласно которой весь тварный мир вынырнул из небытия по воле всемогущего творца, получила в науке название креационизма (от латинского creatio – «созидание»). Откровенно говоря, полемизировать с положениями креационистов как-то не хочется, ибо за последние двести лет Отцы Церкви не удосужились представить на суд почтеннейшей публики ни единого свежего аргумента и с упорством, достойным лучшего применения, продолжают апеллировать к авторитету Священного Писания. По большому счету тут и обсуждать нечего, поскольку ultima ratio (последним доводом) всех без исключения теологов является фундаментальный тезис о том, что акт божественного творения есть непознаваемое слабым человеческим разумом чудо и в таком качестве рациональному анализу не подлежит. Я бы и не стал попусту сотрясать воздух, если бы не очевидное и победное шествие православного фундаментализма, ставшее особенно заметным в родных пенатах в последнее десятилетие.