Надя вдруг замолчала, увидев обиженные и грустные глаза Кати. Точнее в них была не обида и грусть, а разочарование. Надя сразу все поняла и как бы извиняясь, опустила глаза, а затем снова посмотрев на Катю, сказала, – Ладно. Иди с ребятами. Я здесь сама справлюсь. Если что, Лао поможет.

– Да не вопрос, – спокойно подтвердил китаец и подошёл к люку, закрывавшему проход в коридор с отсеками, – Ипа, открой защитную переборку.

– Выполняю, – сказал электронный женский голос, затем на небольшой панели с боку загорелся зеленый свет, раздался слабый пикающий сигнал и выпуклый, круглый люк стал медленно открываться.

Катя довольно заулыбалась, и Надя, тоже ответив ей улыбкой, взглянула на небольшой радар, мигающий чуть выше головы Кати. На нем то загоралась, то через какое-то время пропадала и снова загоралась, ярко-зеленая точка.

– Осталось совсем немного, – с гордостью в голосе сказала Надя, посмотрев на цифры под точкой, – повернем ЖДК на 18 градусов вправо, а затем загоним в жилую зону. Какие-то 437 метров отделяют нас от завершающей стадии высадки, – она обернулась и посмотрела на экипаж, – так давайте закончим, то что начали. Сделаем то, чего от нас ждут. И возможно когда-нибудь нашими именами назовут улицы и города на Марсе. А может быть и не только на Марсе, но и на других планетах…

Все молча смотрели на нее, как будто ожидали еще чего-то.

– …Ну все, – закончила Надя, а затем, взглянув на открытый люк, спокойным и командным голосом, добавила, – а теперь давайте за работу…

Вдруг снаружи послышался странный и жуткий рев, как будто Марс одновременно застонал, загудел и заревел, да так громко, что казалось будто первые колонисты находятся одновременно на борту гудевшего парохода; летящего, с огромной скоростью вниз, самолета; и при этом, еще и внутри воющего автомобиля, в котором сработала сигнализация.

– Что это, – спросила испугано Катя, схватившись за руку Ника.

Тот удивлено на нее взглянул, а потом посмотрел на командира, и по такому уже удивлённому взгляду понял, что ответа он не получит.

– Что происходит? Что это? – послышалось в наушниках, – Какого…

Рев резко прекратился, а затем, так же неожиданно ЖДК несколько раз подбросило вверх и сильно качнуло из стороны в сторону. Потом все стихло.

Еле устояв на ногах, ребята удивленно смотрели друг на друга, не зная, ждать ли им еще новых неожиданностей. Но больше ничейно не произошло.

– Не может быть, – вдруг сказала Томоко, которая во время толчков быстро уселась в кресло, – этого не может быть… Но на Марсе не зафиксировано землетрясений… Вернее марсотрясений, превышающих 1,5—2 балла по шкале Рихтера, – испугано бубнила она себе под нос и в тоже время обращаясь ко всем, – А здесь 4 или 5, а может и все 6, – японка посмотрела на Надю, а потом на всех остальных, -Я…Я не говорила вам… Я боюсь землетрясений. В детстве мне несколько раз пришлось испытать его на себе. Как сейчас помню тот пережитый мной ужас. Его не предать словами. Все ходит ходуном, дрожит, вибрирует. Только испытавший это на себе поймет меня. И этот страх, страх появившийся еще у маленькой девочки, очень глубоко сидит во мне и избавится от него невозможно, -Томоко немного помолчала, – А может я и не пыталась. Но я не знаю, как. Чтобы побороть его, я окончила медицинский институт, изучила строение человека, прочитала массу литературы по психологии, неврологии и много еще чего, но победить его так и не смогла. Он как заноза, вроде и не беспокоит, а дотронешься-больно, – она опустила взгляд на пол, – Я боюсь… Я очень боюсь землетрясений. Очень. А в НАСА об этом ничего не знают. Я им, как и вам ничего не говорила. Простите. Простите меня. Я должна была сказать психологам про свою фобию. Но я и не думала, что на Марсе… Я так сильно хотела полететь…