» (162, 157-158).

Поэтому, как утверждал еще Б. Паскаль, бесконечное расстояние пролегает между разумом и милосердием. Стоит человеческому разуму дать некоторую свободу – «и уже распахнуты двери для самой гнусной распущенности» (105, 328). Для Ницше ум есть изобретательность и притворство (98, 100). И поныне самые умные дети не те, что говорят правду, а те, что умеют ловко притвориться, вовремя и искусно солгать. Увы, в наше время только овладев этими навыками они могут считать себя готовыми к жизни в мире взрослых. Как бы споря с Сократом, верившим в добродетельность разумного и знающего, Ларошфуко замечает: «Наши добродетели – это чаще всего искусно переряженные пороки» (139, 207).

Принципиально разнятся между собой разум и сердце по критерию управляемости. Разум – приспособленец, марионетка обстоятельств, флюгер, ориентирующийся на то, «откуда ветер дует». Собственно, такова его изначальная цель – обеспечить себе максимальное удобство во взаимоотношениях со средой. Ради этого он готов, когда нужно, услужливо умолкнуть, лицемерно поддакнуть или «сменить пластинку», быстро перестроиться. Но ничто не властно над сердцем – ни среда, ни мы сами.

Сердце, как и духовность, воспринимает и оценивает каждое жизненное явление в целостности, сразу в полном объеме, в единстве всех его плюсов и минусов. Разуму подобное не дано. Он не может понять реальность в сочетании полярных тенденций и обязательно представит происходящее в виде альтернативы, где правильной может быть только одна из сторон. Собственно, само слово intellego по-латыни означает «выбираю между».

2.2.3. Разум и интуиция. Что открывает нам истину?

Закон жизни в том, чтобы искать ответы на вопросы внутри себя.

Конфуций

Прозрение приходит раньше, чем успеваешь понять.

У-мэнь

Интуиция (от лат. intueo – пристально смотрю) есть способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательств. В этом она непосредственно связана с феноменом сердца. Интуиция – своего рода чутье к истинному и наиболее значимому в сложной ситуации. В народном понимании она трактуется как данное человеку свыше «шестое чувство» или как «божественное откровение». Интуиция обычно противопоставляется сциентизму и рассудочному мышлению. Это – сверхразумное средство проникновения в неведомое.

Классическая европейская философия от Аристотеля до Гегеля видела прежде всего в разуме главную творящую человеческую способность и привычно через разум искала путь к истине. Эта линия продолжается и в ХХ веке. Большинство западных научных авторитетов в этой сфере – Г. Айзенк, Р. Уэйсберг, Р. Стенберг, Д. Гилфорд, Е. Торранс и др. – рассматривают интуицию как структурную часть интеллекта, высший уровень развития интеллектуальной способности, результат повышенной активности определенных алгоритмов мышления и «обширности знаний» (37). Но разум – не творец. Он не допускает непредвиденного, боится всего неожиданного, случайного, появившегося вопреки расчетам и планам, его устраивает свобода в форме необходимости. Соглашаясь с этой неистинной свободой, он «отвергает творчество» (Бергсон, 143). «Мысль никогда не создает нового. Новое мгновенно, а мысль всегда тянется из прошлого. Она имеет свое достоинство, но в ней нет свободы» (Померанц, 543).

Борьба сторонников примата «рационального» или «сердечного» в жизни людей при определении природы интуиции имеет длительную историю. Если Аристотель считал интуицию «интеллектуальной», а Декарт видел в ней проявление «ясного и внимательного ума», то Паскаль называет интуицию «чувственной» и относит ее к природным началам сердца, говорит о «первичных интуициях сердца» (139, 150). Позиция Паскаля близка и российской философии XIX века. К примеру, П.Д. Юркевич был убежден: все великие поэты и лучшие философы твердо знали, что именно сердце является