О высших достоинствах сердца в сравнении с разумом и принципиальном несовпадении устремлений этих двух феноменов внутреннего мира человека говорят следующие суждения классиков:

«Того не приобресть, что сердцем не дано» (Е.А. Баратынский);

«Сердце чувствует Бога, а не разум» (Б. Паскаль);

«…беспорядок для ума есть порядок для сердца» (Б. Паскаль);

«Ум всегда в дураках у сердца» (Ф. Ларошфуко);

«…зорко лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь» (А. де Сент-Экзюпери).

Разуму не дано быть «небесным оком», ему приходится оперировать главным образом тем, что дают ощущения. Еще древние говорили: чего нет в ощущениях, нет и в интеллекте. Сердце, в отличие от разума, вынуждено оценивать любое явление в противоречивой целостности – по небесным и земным критериям одновременно, непрерывно «опаляться огнем» каждой из полярных сторон. Двойная связь, подвластность идеальному и реальному обуславливают так называемую «антиномию сердца». С одной стороны, сердце, как «точка соприкосновения человека с Богом» (139, 397), не может быть источником греха и зла. Неслучайно в народе сердечность всегда была символом доброты, терпимости, готовности к соучастию, наконец, любви. Вместе с тем человек «в сердцах» может сделать много злого, греховного. Поэтому в Священном Писании наряду с выражением «любовь Божия влилась в сердца» (Рим. 5:5) есть и такие слова: «диавол уже вложил в сердце Иуде… предать» (Ин. 13:2); «для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать» (Деян. 5:3); «приходит диавол и уносит слово из сердца их» (Лк. 8:12). Паскаль указывает на себялюбие, идущее от сердца, пишет о его порочности, ориентированности на собственные удовольствия. И. Кант в работе «Об изначально злом в человеческой природе» также говорит об «извращенности и коварстве человеческого сердца».

Видимо, причина подобной нелогичности сердца в его связи одновременно с двумя основаниями внутреннего мира человека и необходимости, как посреднику, находить контакты с каждой из них, совмещать несовместимые тенденции. А это неизбежно ведет к резким переходам от божественного к греховному и наоборот. Кроме того, чем больше сердце зажато разбухающим личностным (разумным) «телом», тем более резкой оказывается его реакция на происходящее, тем больше его «очерствение» к этой жизни. Тоска, беспокойство, страдание – удел сердца в нашей реальности. Оно все чувствует, за все переживает, то наполняясь состраданием, то взрываясь жестокостью. Подобным образом неизбежно ведет себя в этом мире все истинное и искреннее – например, любовь (приносящая блаженство и заставляющая безмерно страдать), совесть, творческое вдохновение, наконец, сохранивший подлинность человек в целом. Им не дано отказаться ни от реального, ни от идеального. Их судьба – метаться между полярностями. Для Достоевского в таких метаниях, в постоянном беспокойстве, чередовании радостей и печалей – «признак великого сердца» и высшая характеристика человека.

Карл Юнг, наиболее глубокий и тонкий профессиональный исследователь психического в ХХ веке, с некоторым удивлением заключает из своих наблюдений, что нынче интеллектуально дефективный ребенок, имея заметное умственное отставание, может отличаться «богатством сердца, надежностью и самоотверженностью» (162, 75). В этой связи он выделяет и даже противопоставляет друг другу, с одной стороны, «интеллектуальные и технические способности», с другой – «дары сердца»; или – «даровитость ума» и «даровитость сердца