Старик не обернулся, видно было, что ему все равно, есть кто-то рядом или нет. Достал из кармана табак, скрутил в бумажку и закурил.

Тетя Клава принесла жареную рыбу:

– Рыба из нашей речки, дед Игнат ловил, – тетя Клава посмотрела в его сторону.

Андрей тоже молча наблюдал за стариком. Беспокойство не отпускало их обоих.

– Не позовешь деда? – спросил я Андрея. – Неудобно…

– Не придет. Если захочет, сам явится, если даже не позовешь.

Старик обернулся в нашу сторону. Пристально посмотрел и поднялся с места. Тетя Клава быстро встала и накрыла полотенцем черный хлеб в тарелке. Старик заулыбался. Прошел на середину двора, оглянулся и вдруг весь затрясся, закрыв лицо ладонями. Сел на землю и начал пальцами ее царапать. Потом заплакал. Мне стало не по себе. Я вскочил с места. Тетя Клава, сойдя со ступеней террасы, крикнула в сторону соседского дома:

– Ни-на! Ни-ин-а-а! Ниночка! Где ты? Беги к нам, детка, быстро! Дед Игнат плачет! Беги-и!

В этот момент из соседского дома выскочила девчонка и побежала в нашу сторону, стуча босыми пятками по земле. Запыхавшись, достала из тарелки кусочек черного хлеба. Схватила с полки клочок бумаги и завернула в него хлеб. Потом побежала к старику. Села возле него на корточках и погладила его по голове. Протянула ему завернутый в бумажку хлеб:

– Вот, возьми! Не плачь! Я нашла! Смотри, вот, я нашла твою хлебную карточку! Она твоя! Возьми, вот! – девочка протягивает ему и бумажку.

Старик перестает плакать и тянет к ней худые руки. Бумажку он осторожно кладет в карман брюк. Немного сидит в той же позе. А потом встает с места. Улыбается. Шагает в сторону калитки. А девочка, будто ничего и не случилось, возвращается в соседний двор. Тетя Клава вытирает слезы:

– Бедный старик… Живет во-о-н в той избушке один. Но для него все двери в нашем селе открыты. Он в детстве блокаду Ленинграда пережил. Уже два года, как заболел вот такой болезнью. Говорят, в детстве он потерял хлебную карточку. Эх, что говорить, в мире столько разных болезней. Хорошо, что есть Нина. Только она может успокоить деда. Она уже привыкла. Даже из школы прибегает. Благо,школа близко.

– А кто понял, что его может успокоить девочка? – спрашиваю Андрея.

– Специалисты из психиатрической клиники в Питере, а потом работники научно-исследовательского института, – ответил Андрей.

…У меня комок в горле. Перед глазами встает страшная картина – война, разрушенный город, голод и снег, маленький мальчик плачет, он потерял хлебную карточку. Последнюю надежду на жизнь – и потерял. Из хлебного магазина выходит исхудалая девочка, она прячет кусок хлеба под рваную старую фуфайку. Вот она отламывает ему половину и протягивает мальчику:

– На, бери, не плачь! Ты обязательно найдешь свою карточку, только не плачь!

Мальчик смотрит на кусок хлеба в руках девочки и продолжает плакать.

– Меня зовут Нина, а тебя?

– Игнат… – все еще плачет мальчик.

…Я как будто там, я их вижу. Все тело дрожит, в глазах помутнело от слез. Я провожаю взглядом тихо идущего к берегу сгорбленного старика.

Андрей закуривает. Тетя Клава на кухне.

– Андрей…

– Что?

– Поехали, давай вернемся в город, – говорю я.

– Ведь ты сам просил, хотел побыть в тихом красивом местечке. Тебе же понравилось здесь!

– Понравилось, здесь очень красивые места. Но надо обратно. Я не могу…

Места прекрасные, воздух, природа первозданная. Я подумал: почему именно в таком прекрасном уголке русской земли я так остро почувствовал, что война еще не окончена, что она продолжается? Мне стало больно оттого, что эта красота в один миг пропала, будто растворилась в слезах маленького голодного мальчика, потерявшего хлебную карточку. Шрапнель осколков собственных воспоминаний о войне до боли царапала душу. Длинные глубокие борозды шрамов заныли, в моем теле продолжалась эта окопная война. Я понял, что во второй раз не выдержу того, что я увидел. Всю душу мою вывернуло наизнанку.