– Ничего, старик, мы ещё поборемся. Не эта Олимпиада, так следующая наша будет!

Валя молча кивнул. Он во всём винил его скоропалительную женитьбу: «Не на фарт ему Марина! И как с ней Амира дружит? Разные во всём. Амирка правильная, ничего лишнего себе не позволяет, скромная и одета прилично. Не то что эта!»

Марина открыла дверь, изобразив радость, которая ей кое-как удалась. Впервые почувствовала раздражение, увидев Володькину извечную улыбку, оголяющую верхнюю десну, из которой торчал ряд крупных зубов. Она ей показалась глупой и уродливой.

Володя, не успев скинуть куртку, прямо в коридоре полез в огромную пузатую спортивную сумку и начал одну за другой вытягивать импортные шмотки и кидать Марине в руки. Она ловко подхватывала их и бежала раскладывать на диване в гостиной. Джинсы, платья, хорошенькие кофточки, белые ковбойские полусапожки с затейливой цветной вышивкой, куча блестящей бижутерии и косметики.

– Валь, а это тебе! – Он протянул другу синий спортивный костюм с оранжевым кругом на груди и надписью «Japan» на спине. – У японца выменял. Я ему свой, а он мне этот! Умеют, заразы, делать! Подожди, ещё кроссовки где-то были!

Володя пыхтел и шарил руками по углам сумки, пока не выудил одну кроссовку, а следом другую. Валентин с замиранием сердца разглядывал цветные изогнутые полосы на кроссах и с нежностью поглаживал новенькую кожу.

– Пахнут по-особенному! Дух капитализма! – высокопарно заявил Валя и рассмеялся от восторга.

– Я Амиру пригласила. Сейчас подойдёт с минуты на минуту. Ты же не против, Валя? – ехидно кинула Марина и покосилась на Валентина.

Тот на мгновение смутился и не нашёл ничего лучше, как энергично замотать головой в знак согласия, точно бычок на тугой привязи. Конечно, он рад, очень рад. Тем более сказал Амире, что едет встречать Володю, только самому приглашать её в гости как-то неловко. Не была бы она подругой Марины, пригласил бы, не задумываясь. Амира теперь его девушка. И не беда, что она ему нравится гораздо больше, чем он ей. Самый близкий друг женился, и ему пора подумать. То, что своей квартиры пока нет и приходится снимать на окраине города скромную однушку в хрущёвке с напарником, поправимо. Всему своё время. Главное – взаимопонимание, а квартира – дело наживное.

Амира не заставила себя ждать. Нарядная и сильно переборщившая с терпкими духами, она влетела в квартиру с букетом из пяти красных гвоздик.

– Это тебе, Володя! По-поздравляю тебя от души с се-серебряной олимпийской медалью! – Она от волнения заикалась и старалась не смотреть на него.

Володя тепло приобнял Амиру и смачно чмокнул в раскрасневшуюся щёчку. От него пахло свежеиспечённым пшеничным хлебом, и она впервые почувствовала прикосновение его сильных рук, непроизвольно вздрогнула и ещё больше разнервничалась.

– Хватит сантиментов! Пошли за стол, – буркнула Марина и гордо проследовала на кухню.

Надо отметить, что никто не ожидал от неё таких кулинарных шедевров. То, что почти всё заранее приготовила её мать, Марина утаила. Одна Амира догадалась, почувствовав руку Светланы Алексеевны.

– Накладывайте, накладывайте! Треска под томатным соусом, пальчики оближете. Салат «Мимоза» просто прелесть получился! А на горячее голубцы! – суетилась Марина и всё никак не хотела присесть.

– Валь, открывай шампанское. Бутылка в холодильнике на верхней полке.

Стол был накрыт красиво, с высокими фужерами, сложенными в трубочку белоснежными салфетками у каждой тарелки, приборы разложены в правильном порядке, как на банкете. Владимир – парень хозяйственный, разнообразной посуды в доме предостаточно, даже роскошный немецкий сервиз на двенадцать персон имелся и гордо стоял напоказ в застеклённой витрине шкафа кухонного гарнитура. Пёр он сервиз из ГДР в огромной картонной коробке два года назад, когда был там на соревнованиях. Коробку пришлось сдавать в багаж, и он весь полёт маялся, переживал, что побьётся. У него присутствовала неуёмная страсть ко всему, что создаёт уют в доме. С мамой жили скромно – эмалированные кастрюли, треснутые керамические тарелки, несколько потемневших от чая чашек да мельхиоровые вперемешку с оловянными вилки, ножи и ложки. Ему в целом нравилось всё красивое. Вот и Марину он считал очень красивой. Её некоторая холодность и неприкрытый эгоизм не отталкивали, а, наоборот, делали бесценной и заманчиво неприступной.