Бувиль облюбовали для летнего отдыха богатые семейства из Парижа и Лилля. С тех пор этот городок оставался популярным курортом, теперь еще и хранящим следы Второй мировой войны: его берега были усеяны воронками от снарядов и обломками бетонных огневых укреплений. Летом количество людей в Бувиле увеличивалось в четыре-пять раз, в порту было полно бельгийцев и голландцев, поедающих мидии с картошкой фри. В октябре город пустел, ставни на окнах гостевых домов и туристических коттеджей оставались закрытыми до марта, море становилось неприветливым. В зимние штормы воды Ла-Манша, насколько хватало глаз, были сплошной белой бурлящей пеной. Порывы ветра могли превышать сорок метров в секунду. Волны, которые порой доставали до стоящих на берегу белостенных домов с синими ставнями, с такой силой обрушивались на пирсы, что выбивали из них куски бетона.

Не отрывая взгляда от дороги, Фанни погрузилась в свои мысли. Подходил к концу март, но было полное ощущение, что сейчас ноябрь. Фанни ненавидела такое время, оно воскрешало в ее памяти уход из семьи отца, эти внезапно наступающие среди бела дня сумерки, бесконечную соленую влажность, которая просачивалась через дождевики и от которой намокали колючие вискозные кофты, купленные со скидкой по каталогу Trois Suisses.

За всю дорогу Фанни с Лилу и двух слов не сказали друг другу. Лилу слушала музыку или переписывалась по телефону с Ким, сопровождая сообщения бесчисленными эмодзи и селфи.

– Как клево, – проговорила Лилу скорее себе самой, чем Фанни, непрерывно фотографируя пейзажи через окно автомобиля.

Дорога теперь шла низом вдоль берега. Отлив оголил мокрый песок с выступающими из него черными валунами и обломками военных укреплений – этот пейзаж тянулся до самой кромки серого бушующего моря. «Клево» – не то слово, какое употребила бы Фанни, но она поняла, что хотела сказать Лилу. Навигатор привел их к забронированной гостинице, располагавшейся в некотором отдалении от центра города. Это было большое белое здание с бордовыми ставнями, окруженное колышущейся на ветру осокой. Фанни припарковала машину позади него.

– Здесь дубак. А разве мы остановимся не у твоей сестры? – спросила Лилу, натягивая на голову капюшон толстовки.

Фанни нервно схватила чемодан и знаком велела Лилу брать сумку.

– Нет.

– Надеюсь, ты взяла нам отдельные номера? Я согласилась помочь тебе со статьей, но это не значит, что мы подружки не разлей вода.

Фанни хотела было одернуть Лилу, напомнить, что помощи она не просила, но осеклась. У нее самой не было ни малейшего желания жить в одной комнате с падчерицей, и она действительно заказала два отдельных номера.

Пол в холле гостиницы покрывал толстый ковер. В помещении было тепло, и это подействовало на Фанни успокаивающе.

– Что вас привело в наши края? – с любопытством поинтересовалась женщина за стойкой, полноватая, лет пятидесяти, с короткими седеющими волосами.

– Семейные дела, – ответила Фанни.

Управляющая подхватила очки-бабочки, висевшие на цепочке у нее на груди, и внимательно рассмотрела Фанни.

– Но я тут всех знаю…

– Меня зовут Фанни Куртен, мои родители держали на берегу ресторанчик под названием «У форта».

– Ну конечно! Старшая дочь Куртенов! Малышка Фанни! Ты приехала на похороны. Никогда бы тебя не узнала, красавица моя, как ты похудела! А была такая пышечка! В Париже даже поесть некогда? Знаю-знаю о твоей матери, это большое горе, мне очень жаль. Почему ты не остановилась у Анжелики? У нее же полно места.

Этот горячий прием со шквалом вопросов напрягал Фанни. Особенно ее покоробило упоминание о ее прежнем весе.