… Так вот, Шура с сестрой, оставив своих детей, ушли на добычу хоть какой-нибудь еды. И образ умирающего от голода и болезни сынишки с протянутой ручонкой с несколькими зернышками чечевицы преследовал Шуру всё время их странствий. Мотаясь по проселочным дорогам с котомками в руках и со швейной машинкой в вещмешке за плечами, она думала только о сыне: дай бог, чтобы он только дождался её возвращения, чтобы с ним ничего не случилось.

…Ноги не слушались, расползались по жирной грязи, плечи и руки оттягивала ноша, а в голове была одна мысль: «Надо идти дальше. Не раскисать! Дома дети одни… Их необходимо накормить. Нужно… нужно вернуться. Надо… должна… обязана… вернуться!».

А в это время дети фактически оставались дома одни без присмотра. И было им всего-то по 6 и 8 лет. Лида была старше Вовки на целых два года и считалась за старшую. Когда оставленные запасы еды заканчивались, а матери задерживались на своём промысле, иногда до трёх недель, Лида брала Вовку за руку, и они ходили по совхозу с протянутыми ручонками и громко распевали в два голоса украинские народные песни. Кое-что из еды в эти ладошки перепадало, только и ходить иногда приходилось весь день, и петь до хрипоты. Но ведь недаром говорится: «Под лежачий камень вода не течёт».

Во время своих скитаний по Запорожью в поисках еды, сёстры случайно встретились со своей дальней родственницей Катериной из города Паркоммуна, где Шура и Нюра жили до войны. Они очень обрадовались этой встрече, так как долгие два года ничего не знали о судьбе близких им людей. Катерина ездила в одно из сёл Запорожья, чтобы выяснить судьбу своей старшей сестры после ухода немцев. Она и сообщила все последние новости о родственниках из Паркоммуны.

Так, стало известно, что старший брат Шуриного мужа, Демьян, в самом начале войны был тяжело ранен. Его едва живого родные буквально из-под носа наступающих фашистов успели забрать из разбитого снарядами госпиталя, и все годы оккупации его прятали в землянке в подполье. Средний брат Емельяна, Яков, вернулся в Паркоммуну после её освобождения. Сейчас живет с семьёй и как управляющий шахтами руководит их восстановлением. На ряде шахт уже началась добыча угля. Жизнь в городе постепенно налаживается, но рабочих рук не хватает.

И, наконец, самое главное. Катерина рассказала, что до родственников дошёл слух о том, что Емельян был тяжело ранен в боях за освобождение Краснодарского края. После госпиталя его по состоянию здоровья комиссовали. К Шуре с ребёнком он не смог сразу вернуться, так как они ещё находились под немцем, но и к себе на родину в село Жуковку или в Паркоммуну к брату он не приехал. Потом стало известно, что Емельян в госпитале близко сошёлся с одной санитаркой, которая его выхаживала после ранения. Поправившись, он, якобы, остался у неё жить.

– А адресок этого госпиталя я тебе могу дать, там у моей соседки находится муж на длительном излечении, – сказала на прощанье Катерина.

Женщины еще немного поговорили и разошлись каждая в свою сторону. Шура поспешила домой, всю дорогу она охала и вздыхала: вот чем обернулось её долгое ожидание весточки от мужа. И её сестра Нюра тоже почём свет бранила своего свояка. Сама она была не замужем. Отец Лидки вскоре после её рождения развёлся с женой и исчез из их жизни навсегда. Этим, наверное, и объяснялась Нюркина ненависть к мужскому полу и то, что она за всю свою долгую жизнь так и не вышла второй раз замуж.

Дома Шура, недолго думая, стала собираться в дальнюю дорогу.

– Я не верю тому, что эта Катька наговорила. Пока сама своими глазами не увижу, не поверю! Неужели и война не помеха «кобеляке» проклятому!