Привели к ней как-то раз дамочку, любовницу какого-то немецкого чина. Пришлось что-то шить и этой немецкой «подстилке», как тихо, шёпотом называли такого рода женщин в то время. И старенькая машинка снова её выручала, была её кормилицей и не давала умереть с голода. Иногда бывало и невмоготу.
Помнится… была сильная бомбежка. Кто на кого наступал – в этой круговерти и не понять. Авиабомба угодила в сельскую школу, расположенную совсем рядом с их бараком. Вместо школы осталась только одна глубокая воронка. Жителям барака прятаться от бомб и пуль было негде, им оставалось лежать в своих комнатушках, прижавшись к полу, и ждать смерти.
Сразу после бомбёжки в барак прибежали возбуждённые соседки, схватили тазики, ножи и снова на улицу. В этом же направлении торопились и другие женщины из близлежащих домов. Оказалось, недалеко снарядом убило лошадь. Её тут же разделали со всех сторон. Вскоре от лошади ничего не осталось, даже хвоста. Этим небольшим запасом мяса все были сыты несколько дней. А потом опять жили тем, что бог пошлёт. Иногда немцы угощали детишек галетами или шоколадками. Оказывается, и среди врагов были люди!
После освобождения Запорожья в конце 43 года от захватчиков, жизнь долго не могла войти в нормальную колею. Всё было разрушено. Сеять было нечем и не на чем. Вся домашняя живность была вывезена в Германию. Весною и летом ели лебеду, крапиву, благо они на пожарищах росли как никогда. Если становилось очень голодно, Шура собирала котомки со своими вещами, брала швейную машинку и со своей сестрой Нюрой уходила на несколько дней странствовать по близлежащим посёлкам и деревням с надеждой хоть что-то обменять на продукты: картошку, свёклу, семечки, кукурузу. Детей: Вовку и Лиду – приходилось оставлять одних. Уходя, матери со страхом думали: вернутся ли они назад, увидят ли ещё раз своих детей. Уходили, чтобы детей можно было хоть чем-нибудь накормить. Уходили, чтобы вернуться назад, несмотря ни на что.
А Шуре не везло с детишками. Все они после рождения, не прожив и нескольких месяцев, умирали от кишечной инфекции. Вовка был у неё четвёртый и единственный оставшийся в живых ребёнок. Да и тот в годик чуть не помер. Заболел он дизентерией. Мать выхаживала его, как могла, но имеющиеся в то время лекарства не помогали. Ребёнок ничего не ел, слабел с каждым днём, а несло его как утёнка. Шура уже тайком молилась по вечерам под образами: «Боженька, забери его к себе скорее, чтобы не мучился».
И вот в один из таких беспросветных и безрадостных дней она варила чечевицу. Вовочка лежал без движения на кровати, и вдруг он увидел круглые зёрнышки. Шура заметила, как он слабо сжимал и разжимал кулачок вытянутой руки, будто просил: «Дай… Дай…». Подумала Шура и решила, что хуже уже не будет. Подошла, положила в детскую ладошку несколько разваренных зернышек. Отвернулась со слезами на глазах: была уверена, что такая еда ничего хорошего не принесёт больному ребёнку. Ведь это же не лекарство, а еда! Но через некоторое время она увидела, что ладошка сынишки уже пустая и опять требовательно сжимается. Дала ещё немного чечевицы, перекрестилась на образа: «Боженька, пожалей ребёночка!» Вовка после такой еды заснул, а вскоре у него прекратился понос, и он пошёл на поправку. Вот тебе и чечевица! А говорят, что еда – не лекарство! Кто так думает, наверное, не знает истинного порядка вещей в Природе и говорит такие глупости из-за своей непросвещённости!
А Шура тогда подумала, что недаром она родила сына 25 апреля, как раз на Святую Пасху. Вероятно, Бог внял её молитвам, сжалился над нею и оставил ей вот этого единственного ребёночка. Нужно отметить, что Шура не была слишком набожной, в церковь ходила редко, но иконы всегда висели в «красном» углу её комнаты. Но, когда в жизни случались тяжёлые дни, она всегда обращалась за помощью к Богу. Так и в этом случае Бог не отказал ей в помощи. А может, просто Природа и здоровая пища сделали своё дело?