Председатель резко одернул ее за руку:

– Никому, ясно? – прошептал он.

– Ясно, как ни ясно, – испуганно бормотала ретивая бабенка.

Вот так-то. Евдокия сама будет решать, как ей поступить. Председатель вышел на улицу.

– Николай Соловьев, поехали, брат, на ферму. Евдокии письмо завезем. Хороший у тебя друг, Коля. Газету вот прислали с Астрахани. С товарищем с одним на пожаре старика спасли. Он тебе ничего не писал?

– Нет, он мне всего одно письмо писал в самом начале и все.

– Ну, ты на него не обижайся. В больнице, видишь, лежал три месяца. Вот и приехали.

Председатель завидел Евдокию, окликнул ее, помахав ей конвертом. Евдокия и Вера подошли вместе, будто их обеих звали.

– Скажи-ка мне, соседка, у тебя один сын или два?

– Ты что, Матвеич, спятил или хватил с утра? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да я шучу, соседка, не обижайся, – протянул ей газету, – из Астрахани прислали. Про сына твоего пишут. Хороший парень твой сын, Евдокия.

Женщина передала заметку Вере:

– Читай, Верочка, у тебя лучше получится.

Вера прочитала заметку и они обе с гордостью посмотрели на председателя.

– Вот не понятно, почему братья? Видимо опечатка, но как похожи.

– Вот вам и отгадка, почему его письма приходили, написанный чужой рукой. Ну да ладно, на тебе, Евдокия, еще одно письмо.

Мать Сергея взяла письмо и сразу же узнала почерк. Этим почерком было написано было написано письмо от имени сына. Она раскрыла конверт и вытащила письмо. Оно начиналось так:

«Здравствуй моя дорогая, любимая и незабвенная Евдокиюшка! Пишу тебе это письмо и надеюсь получить от тебя ответ. Этим письмом я, наверное, нанесу тебе сильный удар. Но я очень прошу тебя дочитать его до конца. Это очень важно. Может быть ты простишь меня, милая, ненаглядная и единственная на свете любимая моя Евдокиюшка…»

Дальше Евдокия читать уже не могла, буквы сливались, а строки собрались в один чернильный комок. Слезы потекли по щекам. Письмо выпало на снег.