В заключение есть смысл остановиться на последних двух связанных друг с другом вопросах темы – о новом качестве экономического роста и эффективности производства. Для научного сообщества отечественных экономистов и экономической политики нашей страны это не новая проблема, хотя дискуссия идёт как бы с нуля. Десятая пятилетка (1976–1980 гг.) официально характеризовалась как пятилетка «качества и эффективности». Переход к новому качеству экономического роста ставился как первая задача и подчёркивался как суть программы «перестройки» хозяйственного механизма, принятой в 1987 г. Теперь этот вопрос получает вроде бы новое дыхание – в связи с проблемой перехода к «инновационной экономике». Но нельзя сказать, что это абсолютно новая постановка вопроса. И тогда новое качество экономического роста связывалось с научно-техническим прогрессом, с внедрением достижений современной научно-технической революции в производство, с переводом его на преимущественно интенсивный режим хозяйствования. Теперь об этой революции не говорят – нашлись другие слова, отражающие качественные сдвиги в производительных силах общества, связанных конкретно с развитием информатики, коммуникационных линий, с возрастающей ролью научных знаний в изменении технологии и средств производства, в экономии прошлого и живого труда. Тогда говорили о «превращении науки в непосредственную производительную силу». Другие слова, но та же философия, та же логика, идущая от К. Маркса, от исторического материализма, применённая к новой обстановке и приведшая к новым выводам и к новой терминологии, к пониманию того, что новое качество экономического роста есть сложная функция от нового качества факторов, определяющих экономический рост. Но это – одна сторона проблемы. Другая сторона – социальная, политэкономическая. Она непосредственно связывает сдвиги в производительных силах, в структуре экономики с ростом благосостояния людей, всего народа, повышением уровня и качества их жизни, с их всесторонним развитием как личностей. Отсюда и прямой переход к социально-экономической эффективности, когда производительность труда как основание эффективности производства, экономия прошлого и живого труда как более полное выражение последней соотносятся с ростом интегрального фонда потребления (предметы потребления и услуги) в расчёте на душу населения. Такой индикатор, на мой взгляд, более социально ориентирован, чем ВВП или национальный доход (валовой и даже чистый).

Напрашивается общий вывод: структурная перестройка в самой экономике как объективной реальности, а не в головах теоретиков пока ещё не играет роли одного из решающих факторов в расширенном воспроизводстве России. К сожалению, нет пока у государства глобальной национальной программы, предусматривающей рост инвестиций в обрабатывающую промышленность и сельское хозяйство, которые выводили бы страну на уровень 1990 г. и выше, обеспечивали бы инновационный характер всего народного хозяйства и избавили бы экономику от тупиковой сырьевой ориентации – главного сегодня пути экономического роста.

В дальнейших исследованиях желательно учитывать ещё три аспекта в проблеме российской экономической структуры.

1. Как и три года тому назад, сегодня стоит вопрос: завершен ли к настоящему времени переходный период к системе рыночной экономики в России? В теории не определены общезначимые критерии такого завершения и они не применены к научному диагнозу её сегодняшнего социально-экономического состояния, к описанию облика и разработке структуры сложившейся или складывающейся системы экономических, общественно-производственных отношений.