Светогорск. Ноябрь. 1956 год.
Скоро месяц, как сидим семьей мы на вокзале.
За окном пуржит, холод, снег идет.
Выделения нам жилья с нетерпением ждали.
От долгого нашего пребывания на вокзале
Нам персонал при встрече улыбался.
А позднее от кого-то мы узнали:
Этот городок у финнов Энсо назывался.
И дальше любопытство наше возрастало:
Начали осмотр того, что находилось рядом.
Видим: от границы улица берет начало,
Вдоль нее – казармы, клуб и штаб погранотряда.
По главной улице (в честь Победы названа она)
Разбросаны тут и там финские дома.
Есть каменные, но в основном, из дерева.
А вокруг города – скалы, горы и леса.
У реки в вагоны бревна, щепки грузит грейдер,
Делает из них бумагу местный комбинат.
И по всей округе здесь разносит ветер
Хлора и сульфата тошнотворный «аромат».
Рядом с ж/д-станцией – граница.
«А за ней, вблизи Иматра, финский град, —
Нам сказала из вагона проводница, —
На реке Вуоксе там же водопад».
Пацаном, и взрослым позже став,
Увидеть этот город и водопад мечтал.
И этот случай для меня настал,
Когда в Финляндии с семьею побывал.
Частично ту поездку я раньше описал.
После памятного из Массалы с семьею бегства,
Позавтракав, мы в авто сели раненько с утра,
И с ветерком помчались к мечте детства —
В тот самый заграничный город Иматра.
Дорога до нашей цели оказалась не близка:
Когда кончался день, увидели его первые дома.
Никого на улицах, а ночь белым-бела.
Остановились в гостинице: всем спать пора.
Проснулись мы с супругой рано
От знакомого в номере запаха-дурмана.
«Значит, Светогорск родной наш рядом», —
Раздался смех ее из ванны.
Въезжая в Иматру, увидел дом,
Перед его входом – пушки две.
Привлек вниманье наше он.
На финском надпись на стене.
Позавтракав, мы с сыном поутру
По тихой улице направились к нему.
Совсем недолго шли по ней.
Пришли и поняли – военный здесь музей.
Экспонаты на стене и вдоль стены,
И фотографии зимней и с фашистами войны,
Везде оружие, одежда солдат и генералов,
А многие вещи на полу лежат навалом.
От экспоната к экспонату волнение наше нарастало:
Ведь это были их трофеи, а значит где-то
и они нас побеждали?!
От этого не по себе нам как-то стало,
Но мы осмотр музея дальше продолжали.
А со второго этажа к нам прямо
По лестнице сошла седая дама.
Ее походка важности полна —
Хозяйкой, значит, здесь она.
Пришла и нам на финском что-то говорит.
А мой сын – по-английски ей в ответ.
Английского она не знает – с улыбкою молчит.
А финского не знаем мы – и разговора нет.
Так и ходили мы в этом зале
От экспоната к экспонату и молчали,
Так как языка общения не знали.
А за услуги попросила 15 евро. То и дали.
Мало были мы в музее, но устали.
А мысли в голове моей застряли:
Как и чьи гимнастерки к ним попали?
Рады были бы тех солдат родные, если бы узнали.
И выйдя из музея, с сыном рассуждали:
«Те, кто были ранее у нас врагами,
После войны друзьями вдруг нам стали,
А бывшие в Союзе на дружбу нашу наплевали».
Недолог путь, и вот – отель, где временно мы жили.
Построенный в готическом, со шпилями
на башнях, стиле,
Пред нами он, как замок, во всей красе предстал.
Здесь, говорят, последний царь с семьёю отдыхал.
Средь гор, лесов отель стоит в красивом месте,
Вблизи Вуокса бурная течет река,
И водопад на ней давно известен.
Сказывают, Екатерина II здесь со свитою была,
Ее Величеству он показался также интересен.
И мы – по тропочке туда, и вскоре со скалы
открылся вид:
Дамба, ущелья поперек водоем пред ней разлит,
Ниже дамбы, меж камней – вода бежит, журчит.
Но где же водопад? Никто из нас его не зрит!
Но был же водопад! И у него суров был нрав,
Когда меж скалами, в теснине,
С грохотом и брызгами, стремглав
Река бежала вниз и затихала только на равнине.
Но дамбой укрощен реки суровый нрав.
И проявляется он только вновь, когда
Озеро водой наполнив, открывают став.
И с грохотом, рассыпая брызог град,
Между седыми скалами стремглав
Бежит освобожденная от пут карельская река.
Нам не повезло на этот раз:
Став не открыт, не пущена вода.
Но нашего отъезда время, пробил уж час,
И этот водопад, видать, уж не увидим никогда!
После пограничного поста, за поворотом, вдруг,
Появился Светогорск, наш город детства.
Замкнулся мой во времени и пространстве круг,
И снова я на том вокзале, после нашего
с Поркала-Удда бегства…
…Мама с папою сидят в сторонке,
Говорят между собою тихо:
«Деньги кончились от командировки, —
Пережить скорее б это лихо».
А с рассветом, спозаранку,
Надев форму и сняв погоны,
Отец ушел, взяв с собою хлебную буханку,
За обещанную плату разгружать с углем вагоны.
Но и мы недолго спали.
На лавках неудобно, тело ныло.
Холодный пол. Надев обувку, встали.
А мама поесть нам дала – то, что было.
Весело пограничники вошли, хлад внеся метели.
Остановившись у вокзальной печки, руки грели.
Согревшись, белый хлеб достали, ели.
А мы, пацаны, на них с завистью смотрели.
Я отвернулся, стыдно стало.
А старший, поняв по моим глазам,
Достал из авоськи хлеб и сало,
Молча подошел и отдал нам.
«Спасибо, у нас все есть», – сказала мама.
А у меня рот забит, и я им что-то промычал.
Раз за разом нас оставляя на вокзале,
Родители контору городскую посещали,
Где нам выделить жилье всё обещали,
Но месяц уж прошел, а мы его всё ждали,
И вдруг – ура! Нам квартиру
в Лесогорске наконец-то дали!
Быстро поклажу всю собрали —
И бегом семьей на остановку.
Человек двадцать там автобус ждали.
В очередь, прибежав, мы также стали.
Лихо развернувшись, подъехал автобус ПАЗ.
Забыв про очередь, все кинулись к дверям.
Позже туда-сюда на нем я ездил много раз,
А сейчас до Лесогорского поселка впервые ехать нам.
В салоне – шум, гам и толкотня,
Но вскоре затих, успокоился народ.
Все уселись. К окну поближе сел и я.
Кондуктор продает билеты. Автобус двинулся вперед.
До Лесогорского поселка пути совсем немного,
Но часто были остановки, и ехали мы долго.
На каждой остановке всё пребывал народ.
Заполнились места и весь в автобусе проход.
А я, сидя рядышком с отцом
И от волнения держа его за руку,
Одновременно смотрю, что за окном,
И слушаю разговоры пассажиров краем уха.
Слышу, женщины между собою говорят,
Доносятся разговора их мне непонятные слова:
