Наконец он устал и положил голову мне на грудь, но я хотела продолжения. Я перевернула его и снова села сверху. Недовольная его отдыхом, я, задыхаясь, шептала ему:

– Ну что же ты?.. Что же?

– Какая же ты… – прерывисто дыша, шептал он в ответ. – Какая же… ты…

– Какая? – спрашивала я, продолжая ласкать его. – Ну, какая?

– Ненасытная ты… – бормотал он, не отрывая глаз от меня.

– О-о! А ты… – Видя, что продолжения от него ждать не следует – его член обмяк во мне и выскользнул уже, как умершая гусеница. – А ты! Ну что же ты! – презрительно бросила ему я и соскочила с постели.

– Какая же ты… – шептал он, полузакрыв глаза.

А я стояла в свете луны – прекрасная и неутомимая. Мои волосы шевелил ветер и, казалось, что они живые.

– Какая же ты… – продолжал шептать он и открыл глаза. Я возвышалась над ним, гордая своей победой над несовершенством мужского тела.

– Кто ты? – вдруг вскричал он.

И было от чего. Мои светлые волосы стали угольно-чёрными, прямой нос мой выгнулся и слегка загнулся, губы стали ещё полнее и чувственнее, а лба вообще не было видно – отражение в стекле хоть и не обладало чистотой зеркала, но давало представление о тех изменениях, которые вдруг начали происходить в моём облике. В глазах этого смертного я видела отражение жёлтого блеска своих глаз.

– Кто ты? – со страхом повторил он.

Огромная радость наполнила меня и я крикнула во всё горло:

– Да! Это я! – Крик мой отражался от стен и наполнял собой всю палату. Я рассмеялась диким смехом. Его сатанинские раскаты так же отскакивали от стен и исчезали где-то под потолком. – Я! Это всё я! А ты – ты только посмотри на себя!

Он опустил глаза на своё изменившееся тело и вскрикнул: оно, некогда могучее и мускулистое, которому могли позавидовать спортсмены, скукожилось, высохло, похудело и покрылось сетью морщин. Он схватил с ближнего стола небольшое зеркало и поднёс к своему лицу. На него смотрел череп с натянутой на него старческой кожей. Запавшие глаза, обведённые чёрными кругами, тускло смотрели мёртвым светом, пересохшие истончившиеся губы потрескались. Он поднял свою некогда накачанную руку, но увидел лишь кости скелета с натянутой на них дряблой кожей.

– Что ты сделала? – яростно хотел прокричать он, но не узнал своего некогда зычного голоса – из его горла раздался лишь какой-то скрежещущий хрип. – Что ты со мной сделала, ведьма? – Он закашлялся.

– Я колдунья, а не ведьма. – Я встала перед ним, во весь свой ставший высоким рост. – И разве ты не знал, что за ночь любви с колдуньей смертный платит жизнью? Что безнаказанно меня иметь может только такой же колдун, как я? Ты разве не знал этого?

– Нет, – тихо прошелестел он.

– Так теперь знаешь, – снова заорала я и рассмеялась. Энергия, переполнявшая меня, хоть и не нашла выхода в этом человеке, требовала выхода иным способом. – Теперь ты знаешь, смертный!

Приподнявшись было, чтобы посмотреть на себя или ударить меня, он упал на кровать, выронив зеркало.

– Ты поимел меня, но не удовлетворил, – Я презрительно бросала слова в это человеческое недоразумение. – А теперь ты умрёшь. Не надо пытаться трахнуть женщину, если хочешь просто утолить свою похоть. Её может оказаться сильнее. Ты поимел меня, – повторила я. – А теперь умрёшь, – прошипела я ему в лицо.

В этот момент за окном сверкнула молния и грянул гром. Он, снова приподнявшийся было на кровати, упал и испустил дух.

– Мой господин! – заорала я во тьму окна. – Его душа со мной! Я иду к тебе! – И, сжав невесомое нечто в кулаке с неестественно длинными ногтями, я прошла сквозь стекло окна, как будто его и не было. Я взлетела над уродливым квадратным домом, бросив последний взгляд на кровать с худым коричневым трупом, над которым поднимался какой-то сладковатый белый дымок, который медленно растворялся в воздухе. Я же свободная и восторженная, летела в черноту неба…