Игумен долго молчал, вытер испарину со лба бледной рукой, покачал головой: – Не знал я сего, не ведал, – опять молчал долго, молился слабым шёпотом, потом тихо добавил, – а если бы и знал, что это меняет? Вина твоя, что утаил правду, а как её сказать? Тайна!.. А ведь Бог показал нам, что ты неповинен: хулители21 твои стали болеть, а иные умирать, а Лазарь блаженный, который сейчас епископ, тогда ещё был священником, пришёл ко мне и сказал, что слышал он глас Божий: «Граду сему великая епитимья будет за изгнание неповинного человека Божьего…» – Батюшка, а засуха-то, засуха… – вдруг вскинулся из своего угла Ефрем, – Сушь великая над городом, бездожие страшное. Писано было в тот год в летописи: «Увяли все растения земные, и сады, и плоды, и высохли все источники и потоки, и земля иссохла, потрескавшись…» Сколько мы тогда молебнов отслужили! Ходили вокруг города и со святыми иконами, и с честными крестами, и со святою водою – не было дождя… – Пока отец Володимир не услышал вразумление от Господа про старца Авраамия, не пришёл ко мне да не напомнил про тебя, батюшка… Помнишь я призвал тебя из Селища, умолял простить всех нас, помолиться о дожде и благословить город… И ведь ушёл ты с молитвою, и пошёл дождь… Какой это был ливень! Кажется, такого благодатного дождя не видал я во всю мою жизнь… Как ликовал город! – Я шел за батюшкой и слышал, как он молился, – опять встрял Ефрем, – говорил он так истово, со слезами: «Услышь, Боже, и спаси нас, Владыка Вседержитель, молитвами Твоего святителя и всех Твоих священнослужителей, и всех Твоих людей. И отврати гнев Свой от всех рабов Твоих, и помилуй этот город и всех Твоих людей, и приими милостиво воздыхание всех молящихся тебе со слезами, и пусти, и пошли дождь, напои лицо земли, возвесели людей и скотов. Господи, услышь и помилуй!» и так много, много раз повторял он слезно, простирая руки… И как хлынул ливень!.. – Многие приходили потом ко мне с покаянием, чтобы простить им клевету на тебя… Кто говорил, что от зависти, иные от злобы, другие по малодушию, прочие по чьему-либо наущению… все раскаялись… скольким я тогда отпустил вину, помня твою просьбу молиться за них и твоё прещение их наказывать. Знаешь, отче, по-христиански мне это понятно, но наказать всё же стоило, чтоб неповадно было вдругорядь… – Не всё ты, Инатий, ведаешь, право, чужое сердце – потёмки… Много я за жизнь претерпел козней от разных людей, но чисто и спокойно было сердце моё, только всегда молился за них: «Боже, прости им, ибо не ведают, что творят…» да считал, что всё по грехам моим и для очищения… Всё для возрастания души и восхождения духа полезно… Но здесь впервые в жизни вошла в моё сердце обида: за что, Господи? За что? И никак не мог я ту обиду побороть, сколь ни постился, сколь ни молился, сидела она занозой в душе… Стал я тогда умолять ангела своего хранителя объяснить мне, а святого Пантелеймона исцелить меня. И вот однажды в сонном видении пришли ко мне два юноты22 светлых, один с крылами… Другой и говорит мне печальным гласом: «Дошла твоя молитва до Господа… Смотри, старче…» и показывает на небо… Поднял я главу свою недостойную и онемел: предо мною врата небесные, у врат апостол Пётр с ключами, проходят в них люди светлые, в белых одеждах. Хотел я за ними пройти, да Пётр показал мне на то место, где сердце, а там малое такое чёрное пятнышко, и держит оно меня, словно не пускает вперёд. И понял я, что это моя обида… А Пётр и говорит мне: «Молитесь за гонящих вас, ибо ваша участь трудна, а их страшна…» Повернулся я, чтобы прочь идти, и увидел кучку людей: одежды чёрные, дух от них смрадный, лица их ужасны… Стоят все на краю жуткой бездны, пятятся от неё, а двигаются всё равно вперёд… И так им страшно! Вскрикнул я, и всё исчезло. Так мне Бог показал, что даже малая обида не пустит в Царствие Небесное. Понял я: почто их сужу, если каждому за себя придётся дать ответ в день Суда? Недолго уж осталось! Теперь недолго…А ещё я молился тогда, – повернулся он к Ефрему, – Господи, прости мне обиду мою… прости, Господи… тогда и дождь пошёл, видно, простил… Милостив Господь, ко всем милостив… – Батюшка, – после долгого молчания вдруг тихо произнёс Игнатий, – исповедаться хочу, пока силы есть… Господи, приими моё покаяние… Ефрем тихо вышел из кельи…