– Я все отдам, чтобы провести с ним хотя бы одну ночь, но он на меня и не смотрит, я для него совсем старуха. Ему восемнадцать. Скоро праздник, он там будет, я хочу, чтобы он выбрал меня…

Слова лились из ее рта бесконечным потоком, для старой ведуньи они слагались в простое уравнение чужой глупости и несдержанности. Пост на дворе, православные от супружеского долга воздерживаются, а она что удумала… Но деньги есть деньги. И репутацию надо поддерживать, опять же зелье не мешало бы на ком- то испробовать.

Старуха скептически оглядела просительницу:

– На одну ночь, говоришь?

Та судорожно закивала головой.

– Что же, могу тебе помочь. Только не пожалеешь ли потом?

– Нет, нет!

Ее пухлые руки нервно теребили завязки плаща, голос дрожал и срывался. Она поверить не могла своему счастью.

– Ну, смотри. Приходи завтра в это же время. Да неси пять рублей, больно дорогое средство- то. Да и желание у тебя ведь тоже не из простых.

Гостья округлила глаза, не ожидала такой суммы. Простой человек на эти деньги год может жить. Ну, да уж выбирай, матрона. Любовь или деньги. В жизни редко бывает и то и другое вместе. Чаще всего нам приходится делать нелегкий выбор. Обычно в пользу последних. Но здесь страсть была нешуточная, ибо через мгновение женщина уже шептала:

– Хорошо, завтра принесу. Только уж и ты меня, того, не обмани…

Она едва успела произнести последние слова, как ведьма вскинула голову и обожгла неразумную таким яростным взглядом, что та чуть не задымилась. Поспешно натянув на голову капюшон, женщина кинулась к двери и исчезла в хрустящем холоде темной осенней ночи.

3.

Ольга проснулась под ласковым пуховым одеялом, привезенным из самого Парижа, потянулась, как кошка, потерлась щекой о подушку. Приоткрыла раскосые глаза и сощурилась от солнечного света, тонким лучиком пробившимся незваным гостем в ее спальню. Откашлялась, и крикнула:

– Нюрка!

Подождала немного и крикнула еще раз:

– Нюрка, гадина, подь сюды!

Раздался слоновий топот и в комнату ввалилась сенная девка с красными щеками и растрепанной русой косой до попы. Испуганно хлопая глазами, она гренадерским голосом рыкнула:

– Что угодно барыне?

– Неси завтрак, да скажи Кузьмичу, пусть сегодня же звонок починит, я так весь голос сорву, тебя кричавши.

– Слушаюсь, барыня, – и задом, задом – в двери.

– Нюрка, твою породу! – Снова заголосила Ольга. – Да окна- то открой, холера! Вот непутевая, у всех девки как девки, а этой все разжуй, да в рот положи.

Под барское ворчание служанка торопливо открыла тяжелые бархатные шторы, впустив в комнату морозно- яркий зимний день. Так ведь и был уже час пополудни. Вчерась барышня поздно вернулась, с бала- то у статского советника, около четырех утра уже пробили мраморные часы в холле. Да у Филиппова началась утренняя суматоха, тесто ставили, да сновали туда- сюда грузчики под окнами, разгружали телеги с мукой да с сахаром, да с изюмом.

Изюм- то стали помногу закупать недавно совсем, после казуса, приключившегося с партией саек, отправленных к столу генерал- губернатора А.А. Закревского. Его вспыльчивость и жестокость по всей Москве славились – нетрудно представить себе его реакцию, когда он разломил саечку, а там таракан запеченный.

А ну, подать сюда Филиппова Ивана, да побыстрее! В ярости указывает ему на несчастное насекомое, да и спрашивает:

– Это что еще такое?

А Филиппов, не моргнув глазом, ему и отвечает:

– А это, батюшка, изюм- с.

– Изюм- с?

– Изюм- с.

И головой утвердительно покачивает.

– Да какой же изюм, дурак? Разве бывают сайки с изюмом?

Тогда Иван берет этот кусок сайки, что с тараканом, и начинает у всех на глазах спокойно ее жевать. Потом проглотил.