– Да никто! – взорвался Дик.

– Молчи! – приказал Даниель. – Он все равно ничего не поймет.

– Да, теперь вы точно никто, – философски заметил незнакомец напротив. Он прильнул лицом к решетке и, схватив пальцами прутья, лизнул металл и сплюнул на пол. – Все мы никто. Я был ремесленником. Меня сосед сдал, гнида конская. Позавидовал успеху, а сам бездельник каких свет не видывал. В шпионаже обвинили.

– Ну, не начинай, а, – кто-то застонал в темноте.

– Ладно, молчу. Так кто вы? За что вас?

– Нас посчитали лазутчиками, – спокойно ответил Даниель.

Максим поморщился. Он ощутил головную боль. Может, действительно это агония мозга? И ничего нет?

– Ну, а кто вы? То есть, кем были?

– Ныряльщики.

– За жемчугом?

– Нет, просто ныряльщики, – раздраженно произнес Даниель.

– А из какой вы страны?

– В смысле?

– Ты так хорошо болтаешь по-нашему.

– Я из Германии. А остальные: Испания, Россия, Америка.

– Первый раз слышу. Бро. Бро мое имя. Я бермудец. Ремесленник.

– Бред какой-то! – рассмеялся Максим. Он провел ладонью по лицу. – Нет такой национальности – бермудец. Нет. И вообще выпустите меня отсюда. Разве вы не видите, это же спектакль, представление. Выпустите меня! – Он закричал и, вцепившись в прутья решетки, решил выдрать их.

Мигель и Дик попыталась его оттащить. Связанными руками это сложно сделать, но в какое-то мгновение Максим ослабил схватку, и три человека упали. Максим ударился затылком о камень и увидел разноцветный сноп искр. Мир поплыл перед глазами, деформировался, разорвался на куски. И без того тусклый свет в темницы померк, звуки смазались.

– Что вы тут устроили, уроды! – гаркнул стражник.

Его голос прозвучал гулко.

– Макс, очнись, Макс, – произнес Даниель. – Не уходи, слышишь? – Жгучие удары по щекам. Не больно, лишь неприятно. – Макс!

– Что?! – Он очнулся. – Что происходит? – Огляделся. Он лежал на палубе. Члены группы склонились над ним. – Вы чего, а?

Максим попытался приподняться.

– Не двигайся. Лежи.

– Говорил же тебе не отрываться от коллектива? Говорил. Не послушал. Ты сознание потерял, когда у пирамиды оказался. Да еще начались проблемы со связью.

– Пирамида? – удивился Максим. – И что там в пирамиде? – Мигель, Дик и Даниель посмотрели на него как на умалишенного. – Там ничего нет? Там был императорский зал.

– Там ничего нет, Макс, если не считать гравитационной аномалии и еще кое-чего. Пока не удалось расшифровать. Странно другое, почему только ты вырубился, а с нами все в порядке.

Господин Лао-Джи-Цы переехал в Токио раньше всех, поселившись ближе к месту проведения будущего Конгресса. На то были причины. В последнее время он чувствовал усталость, приходившую волнами. Она возникала неизвестно откуда, и также неожиданно отпускала. И вот, когда очередной приступ слабости, что длился неделю, отхлынул, он отправился в Японию. Поселившись в гостинице, Лао-Джи-Цы ждал нового приступа, но болезнь затаилась. Председатель недобрым словом вспомнил врачей, которых посетил в Европе. Они уверили, что все в порядке, что резервы организма есть, и, в конце концов, беспомощно развели руками: ничего не можем знать, анализы в норме, следовательно, и нет причин для беспокойства.

Но то слово было за европейской медициной. Восточная же медицина говорила о движении потоков энергии, о том, что мешает этому движению, о балансе энергий. Все верно, решил Лао-Джи-Цы, но причины? Дыма без огня не бывает, вспомнил он старую поговорку. Чтобы не говорили местные эскулапы, а он с трудом носил собственное тело. Он порой жаловался своему секретарю не ради того, чтобы проявили больше внимания к нему, а будто хотел убедиться в реальности болезни. Секретарь, конечно, все понимал. Он был невольным свидетелем приступов болезни и бессилия врачей.