– Тебе Станислав Викторович надо было его проверить, может, он околел там, в кустах, – рассмеялся дед, после выпитой водки.
– Может, и околел, но ненадолго. На следующий день, на Московском вокзале сидит в своём галстуке на ступеньках входа в метро и просит с иконой милостыню на лечение страшной болезни. Всё лицо и руки у него разукрашены марганцевыми пятнами и жалобно просит:
– Подайте Христа ради.
Кто мимо него проходит без вклада в его кепку, он вдогонку им угрожает вслед:
– Подайте, ядрёный рот. Ну что вам жалко что – ли? Не то завтра вас встречу обниму с радости и поцелую.
И люди кидают ему бумажные купюры, одни из – за боязни, другие ради смеха. А пожирателю моего шницеля только этого и надо, и я не удивлюсь, если завтра увижу его за рулём Мерседеса. Предприимчивый оказался, как Сорос. Таким предоставь трамплин для коммерции и все рынки наши будут, – даже мандарины и гранаты к нам перейдут.
– Стас пошли ещё лучше в магазин сходим, а то на второй тайм у нас водки не осталось, – предложил Павел.
– Нет, мы лучше ко мне домой сейчас пойдём. Со своей учительницей хоть поздороваешься, а футбол смотреть больше не будем. Молодёжь не отдаст победу. Денис ещё пару раз протаранит ворота культуристов.
По дороге им попался гастроном, они зашли в него за водкой. Павел полез за своим кошельком, но Стас остановил его руку.
– Теперь моя очередь угощать, и молчи ничего не говори.
Он протянул симпатичной продавщице купюру.
Подавая Стасу водку, продавец, пристально глядя на Павла, сказала:
– Извините, но у меня нет сдачи пятьдесят копеек.
– А у вас туалетная бумага есть? – серьёзно спросил Стас.
– Да есть, – ответила она, – три рубля рулон.
– Эх, была, не была, – сказал Стас, глядя на Павла, – чего мы мелочиться будем. Кутить, так кутить. Отмотайте, пожалуйста, на пятьдесят копеек пятнадцать метров гигиены.
Как понял Павел, продавец не оценила его юмора и начала Стасу объяснять, что туалетная бумага товар не делимый и метражами не продаётся, а только рулонами или коробками.
– Хорошо, я вас понял. Тогда на чеке запишите свой телефон и домашний адрес. Я в критический момент, когда рядом буду находиться, вместо платного туалета к вам зайду за пятьдесят копеек.
Она рассмеялась, не переставая смотреть на Павла.
– Стас, ну как тебе не стыдно, при постороннем человеке, меня в неудобноё положение ставить, – сказала она.
– Где посторонний? – обнял он Павла, – это Паха. – Ты, что не помнишь его? Он в нашей школе учился, у меня на горбу в перемены катался.
– Как катался, не помню, но, что он хулиган несусветный был, вспоминаю. И годиков много прошло, а вроде вчера всё это было. Начальником большим, наверное, работаешь, или новым русским стал? – спросила она у Павла, смотря на его внешний вид.
Стас Павлу не дал ответить.
– Бери выше, Софочка. Новая русская это ты, со своим бакалейным магазином. А он у президента в личной охране работает. Законспирированный, – человек за кадром, – согнувшись над прилавком, таинственно сказал Стас и прижал указательный палец к губам, давая этим ей понять, чтобы она молчала об услышанной информации.
– Завтра пол города будет знать, что нас посетил человек президента, – сказал Стас, когда они вышли из магазина, – тем более у неё сожитель бывший начальник паспортного стола, а сама она раньше практиковала нетрадиционную медицину. Сейчас магазин выкупила.
– Зря ты так сильно загнул Стас, а то не дай бог с нашей русской угодливостью приставят ко мне охрану из местной милиции, – сказал Павел, – и тогда нормально не отдохнёшь. Хотя я завтра уже уеду.
– Кому ты нужен, тебя охранять. Ты же сам телохранитель, но вот пьяного тебя не посмеют сопроводить в милицию, – это точно.