Но те, кто никогда не знал потери единства, никогда не знали, что такое они сами. Одни живут в страхе перед неизвестной свободой, словно предчувствуя невыносимость одиночества и тяжесть ответственности за каждый свой шаг, другие присоединяются к ним, устав от нее самой. А те, кто не знал, что есть свобода с невероятным ожесточение ругают тех, кто ее познал, словно боясь, что последние могут заразить их тем же. Ведь теперь они в рабстве, а те, кто всегда был рабом, господствуют на своей иерархии ступени. Быть может я говорю очень много, быть может во мне вновь обострилась моя болезнь. Но разве я не честен, когда пытаюсь скрыть настоящее волнение за банальной формой якобы психологического заболевания.

И вот я уже плетусь за барышней отвергнув все формы приличия с невероятным зудом в душе и сладким предвкушением лёгкой добычи. И не могу сказать, что чувство удовлетворения мягко возвращалось – словно приток свежего воздуха пробудил подавленное. Я почувствовал, как глубоко скрытая болезнь стала выходить с криком и воплем из меня, внутри чуть посветлело, но голова ходила ходуном. Неврастения, вызванная элементарной сексуальной неудовлетворённостью, постепенно оставляла мое сердце и перемещалась в голову. Я знал, если болезнь в голове, значит скоро она оставит меня целиком, надо только чуть приложить усилия. Я начал вновь писать. Это лучшее и единственное лекарство от головной боли.

Я – начал анализ. Все что было последнее время надо разложить по полочкам, отделить лучшее от худшего, и оставить только целесообразное, что действительно дает жизнь. Доесть выявить, что есть смерть, а что добро.

Итак:

Лето прошло в полном ощущении счастья – я наконец реализовал себя как художник и режиссёр. Обретя материальную независимость (это отдельный рассказ, как я жил в рабстве) я начинал создавать свой дом по образу и подобию. И мне с этим в мою жизнь стало притекать новое то, что можно назвать как действительно моя жизнь. И вот тут-то меня ожидало неизбежное явление: оказывается, я абсолютно не знал себя: то что приходило ко мне я отвергал словно это было абсолютно чуждое, а ведь на самом деле моя суть притягивала и проявляла себя саму. Но я брыкался, я противился. Я считал, что все связанное с моим осознанием есть мое настоящее, а оказалось, что недра моего подсознания жили другим.

И вот теперь я смотрю на:

Мы в парке она большими глазами смотри на одетый ей на руку презерватив и прохожие искоса посматривают, я в приливе желание целую эту руку и чувствую запах резины. Мы говорим о тантрическом сексе. Потом она скажет, что мы говорим, как старые знакомые и она видит во мне друга. Я от этого впадаю в панику. Но чувство здоровых зрелых отношений уравновешивает, я чуть успокаиваюсь.

Другая:

Другая – робкая смешливая натура, мне нравиться ее смешить, много говорить о разном, вскользь о сексе, от чего начинают дрожать краешки ее губ, но очень готовая принять что есть во мне. Ей интересен мой мир, и я с большой радостью его открываю, во всех проявлениях. Здесь и дикий необузданный эрос, и постижения смысла жизни, и подлинное желание менять, и откровенная любовь ко всему живому. Но сталкиваюсь с обычным духовным эгоизмом и инфантилизмом чувств, где единственным спасением был мир грез и фантазий. Я бежал от этого, зная к чему он ведет.

И вновь я возвращаюсь к своей прошлой жизни:

Сильные глубокие чувства, прекрасный стан, живой ум, открытая развивающаяся психика, я люблю бесконечно – чего же мне ещё надо – желания болеть, желание смерти. Странное непонятное влечение. Оно захватывает всего целиком, окутывая каким-то магнетизмом, сладкой истомой упокоения, отдохновения… от чего? Неужели эта тяга разрушать себя возникла из простого уже неверия в свои силы созидания и прошлая остановка, повлекшая за собой регресс.