– Странно только, что он называл тебя Анной, хотя ты Оливия, – будто сама себе сказала Даниэла, на деле обращаясь к сестре. – Может, ответишь? – спросила она, с подозрением смотря на сестру.

– Понятия не имею, – срывающимся от волнения и страха голосом ответила Оливия. – Я не знаю ни его, ни почему он называл меня так! Не знаю, кто они и откуда появились! Вам ясно?!

Устав ото лжи сестры, Даниэла лишь жеманно вздохнула и закатила глаза.

– Возможно, этот преступник перепутал её с кем-то, – помог дочери мистер Томпсон. – Перестань обвинять сестру в том, чего не может быть.

– Все доказательства налицо, – возразила Даниэла.

– Перестань. Это звучит как бред.

– То, что с нами произошло тоже похоже на бред, но тем не менее…

– Но, тем не менее, держи свои выводы при себе, – прервал дочь мистер Томпсон.

Даниэла откинулась на сиденье, устроившись удобнее, насколько это было возможным, и обняла Тома за плечи, чтобы брат мог отдохнуть, а Оливия упёрлась взглядом в окно, и слёзы продолжали стекать по её бледным щекам. Горькая обида душила её, сдавливая горло жгучими лапами, точно петля шею висельника, а страх непонимания происходящего гулко стучал в голове, отдаваясь невыносимой болью в висках. Девушка была измучена и опустошена.

Прошла неделя с момента возвращения Томпсонов в Лондон. Их жизнь вновь вошла в привычное размеренное русло, обретая состояние покоя, и чтобы окончательно вычеркнуть из памяти произошедшие с ними в Дувре странные события, они предполагали вскоре отправиться в Альпы.

Однако Оливию теперь одолевали постоянные панические атаки, и, став пленницей собственной тревоги и страха, она не покидала территорию дома. Чтобы хоть как-то забыться, девушка попыталась зарыться в книги, дабы лучше подготовиться к учёбе в университете, но сосредоточиться на чтении не могла, голоса и видения продолжали преследовать её. Только теперь во снах ей являлась не только страшная казнь, но и разнообразные отрывки действий давно минувших дней. Попытка разобраться в их природе и собрать мозаику в полноценную картину не принесла успеха, как не удавалось избавиться и от преследования навязчивых голосов. Оливия прилагала массу усилий, пытаясь держаться уверенно и спокойно, никак не проявляя своё угнетённое психическое состояние перед родными, но мать и сестра всё равно время от времени с подозрением смотрели на неё, хотя и не досаждали расспросами.

В один из немногих дней, когда Оливия наслаждалась обычным человеческим душевным покоем, в дверь её комнаты осторожно постучали.

– Войдите, – не отрываясь от книги, произнесла Оливия.

В комнату вошла Даниэла в розовом спортивном костюме – его она одевала, когда отправлялась на вечернюю пробежку. Облокотившись на стену, она выключила плеер.

– Всё читаешь? Лучше бы занялась чем-нибудь другим, – усмехнулась она.

– Чем? – равнодушно спросила Оливия, по-прежнему не отрываясь от книги.

– Не знаю. В мире есть много интересного, а не только твои книги.

Оливия промолчала.

– Ричард пришёл. Ждёт тебя, – как бы невзначай проговорила Даниэла.

Оливия слегка смутилась, она совсем забыла о молодом человеке. Все дни, которые девушка провела в Дувре и дома, он звонил и писал ей немыслимое количество раз, но желания общаться у неё так и не появилось. Затерявшись в дебрях своего помешательства, Оливия перестала испытывать к Ричарду какой-то интерес, но вот он приехал сам, и было бы верхом невежливости заставлять его томиться, не соизволив даже спуститься вниз.

Захлопнув книгу, Оливия встала с кровати.

– Правильно, – одобрительно произнесла Даниэла, – а то мужчины нынче такие обидчивые. Ещё сбежит от тебя к более интересной девушке.