– такая ли радость – потеря субъекта? хотя кажется, что под ней часто имеют в виду отход человека от своего центрального положения, способность дать говорить предметам, другим людям, видеть не только свои интересы. Но тот, с кем происходит – остаётся

– отправляя вчера со сном, сегодня с тобой, отданным на испуг птицам завтраком

– пятами и кометами овощей к воздуху заполняя шорох поверхности

– скольжу Понжем, стираю водой, отправляю сон по снегу в дождь

– животом самолёта подо льдом работы

– хвостом фотографического фосфора кружа

– крупой письма меняя падежи откладываемой ночью

– обещают заморозки на почве. У тебя есть почва?

– конечно

– тогда побереги ее завтра

– к сахару снега лётом лета

– часть книг и вещей – итальянские карты, альбом по площадям, полотенце, мускат – на буфете справа. Твоего у меня такая куча, что за один раз не

– голова вытягиваясь в сон летним маревом находит точку соприкосновения с сомнением, цедит цепко теряющей последние листья шмелиной забывчивостью. Поиск пути вдоль до пяти с хвостиком

– утра! слизываю усталость. День прибавляется навстречу

– без интернета и почти без времени, с дорогой, входящей, с порогом не отступающим днем, направлением тебя

– капитель – фантазией романика, тонкостью готика, но не удивлюсь, если недавняя стилизация. Ты с крыльями и ветками, и не совсем человек

– капитель очень твоя тоже – спокойным взглядом на безумное изогнутое, обращённое и ещё не совсем показавшееся – Виолле ле Дюк

– Виолле – без него не бывает такой смеси

– докрашивай чемодан и приходи

– из чемодана идёт дождь и торчат облака. Некоторые кошки спят по ночам, некоторые нет – почему?

– ты тоже ночью иногда спишь, иногда разговариваешь

– голова засыпает и просыпается, она твёрдая, твёрже всего в человеке

– а что еще твёрдое?

– ноги, наверное. А грудь твоя не засыпает и не просыпается, всегда в полусне, полуяви

– персонажи Бланшо бережны. Не-приезд героя «При смерти» к умирающей Ж – не жестокосердие, а оберегание её свободы – может быть, с учетом явно высказанного её желания («Не приближайтесь!»). Сквозь стекло, кажется, жестокость невозможна. Скорее жёсткость – замкнутость в себе, непроницаемость (стекло не жестокое, жёсткое). Сложные балансы внимания к другому, нежелания/неспособности ему открыться, нежелания ему мешать

– поэзия не жестока – она внимательна – отчего ночь порой сгущается ещё больше – но видно некоторые модуляции тьмы. Интенсивность жизни, переживания позволяет хоть что-то увидеть

– за радостью разговора спины помнящей вес расходящийся на впереди

– животом гололедицы локтя гранатом гранита спина путаницы сбрасывает ядра как кожу снега с пересвистами городской ветки

– мосты пахнут усталым гранитом, приду

– не помню тебя

– как можно одновременно переживать о человеке и не помнить его?

– не помню, кто из них ты

– проведать комнату – если тебе удобно, беспокоюсь только за правый дальний угол

– углы и между в порядке, ноутбук совсем вылез, его за доску с летними снами

– спасибо хлопать углами! пришёл запах веток, здесь спина протирает сон о гречиху рук. Воздушные корни взгляда подступая в месте фрески именем, танцующей потерей прижаться на секунду, год надломившегося счёта

– углы без тебя тихие, но не сонные, смотрящие в небо. Моль водит хором, одну удалось перехватить, другая спряталась

– перехватывая моль поперек талии, кружась с ней в танце, с хлопаньем в ладони – что-то испанское

– гречневая каша у меня связана с тобой не только потому, что любишь, но и цветом, и железом

– птицы её обычно не любят, но гречневая все равно немного птичья. Морскими усами, показанными дважды в неделю, влагой сквозь кожу