– А мне, может, нравятся строптивые, – заговорщицки подмигнул брат и огрел животное по заду, оставив пыльный вихрь на утоптанной земле.

Я хотела поскакать следом так же красиво, но поганая Тварь затанцевала, пошла боком и попыталась вернуться в стойло. Пришлось делать вид, что меня ничуть не оскорбил тот факт, что сдерживающий ухмылку конюх вёл её в поводу до самых ворот и немного по мосту, пока Сволочь не признала, что ранняя прогулка неизбежна.

Ветер тут же растрепал гриву, обдал волной едва уловимых, но неистребимых ароматов, попутно отхлестал по щекам, чтобы не слишком рьяно всматривалась в крепкую, чуть наклонённую спину впереди.

Спина замедлилась и позволила себя нагнать.

– Всё-таки ты победила, – кивнул брат на упрямую животину.

– Как и всегда, – я равнодушно передёрнула плечами, едва не сползла с седла из-за вильнувшей задом поганки и ударила её пятками в бока, подгоняя.

Копыта глухо приветствовали обласканную росой землю, оставляя в сужающейся деревенской дороге жестокие раны; замок Ноктис де Сол остался далеко позади, грозовой тучей мрачнея посреди нежного светлого неба; охраняющие посевы кустарники становились всё выше, разрастались до целых изгородей, норовили превратиться в рощи; в низинах спешил укрыться слоистый туман после ночного свидания с пушистыми полями, прощающимися робким шелестом мягких колосков.

Брат с полным ликования возгласом пронёсся мимо:

– Пошла! Н-н-но! Кто последний, – останется без завтрака!

Он что, считает меня ребёнком?!

Ясное дело, я его обгоню!

– Н-н-но!!!

Когда, смирившись с тем, что ни один из нас не уступит, а лошади у обоих донельзя вредные, мы пустили их шагом, Белен наконец извлёк из седельной сумы то, что имело наглость назваться нашим пайком.

– Серьёзно?! – я не спешила брать в руки слипшееся нечто.

– А что такого? – брат с готовностью надкусил то, что изначально походило на хлеб и сыр по отдельности, а ныне превратилось в рулет. – Помялся немного. На вкус ровно то же самое.

Я осмотрела спутника, начиная с лошадиных копыт и заканчивая собранными во взъерошенный хвост волосами. Других мешочков, тайников и сумок не обнаружилось.

– Ты собрался кормить меня этим? Ты уверен, что пытаешься наладить отношения, а не испортить их окончательно? Может, попросту хочешь отравить и прикопать, скажем, вон в том лесочке?

– В том-то? – мужчина ел с наслаждением и ничуть не смущался того, что «рулет» исчезал быстрее, чем удавалось уговорить меня разделить трапезу. – Не, в том не получится. Там народ обычно деревья валит. Не лес, а проходной двор. Быстро отыщут, потом придётся похороны устраивать, скорбеть… А мне оно надо?

– Дай сюда! – сообразив, что такими темпами и правда останусь голодной, я отобрала остатки хлебо-сыра и, на всякий случай брезгливо поморщившись, откусила. Ничего так. Видимо, с голода, но показалось, что даже вкуснее изысканной кухни нашей опытной поварихи. – Запить что есть?

Во фляге оказалась обычная вода. Нда… Кажется, родственничек решил подготовить сестру к тяготам и лишениям.

Белен, не рискуя смотреть мне в глаза, упорно разглядывал жиденький лесок, отделённый от нас полным туманного киселя оврагом. Лесок приветливо качал ветвями и всячески демонстрировал, что жизнь прекрасна. А вот брат, вопреки кажущемуся приподнятому настроению, морщил лоб и дважды набирал воздуха в грудь, чтобы начать некий, судя по всему, неприятный разговор.

– Вирке, – он пересилил себя и развернул Вороную, чтобы поговорить лицом к лицу, подъехал чуть ближе. И… Оу! Взял меня за руку! Богиня, он умирает? Я умираю?! Или того хуже: он женится?! – Вирке, я намерен отказаться от наследства и отписать его тебе, – выпалил брат.