через лес с доледниковыми травами —
тимьяном, ясколкой, – снова приходишь туда,
где береза, становясь ферзем,
пытается, ставить шах тополю,
который раскручивает остывающую,
покрытою росой поляну
по часовой стрелке.
Правое и левое
перестает быть
правым и левым.
И буквы каждого сказанного слова,
даже не получившего подтверждения,
видятся в темноте
частью горящей азбуки.
И, меняясь местами, текут
как заговоренное Теслой электричество.
Как золотистые рыбы, обменивая
воспоминание на воспоминание.
Страх на страх.
Стыд на стыд.
Предчувствие на предчувствие.
И желание дома
на желание такого же дома.
И не важно —
на каком языке.
Лабиринт III
Светлой памяти друга моего Саши Внученко
The archaeologist’s spade delves into dwellings vacancied long ago
W. H Auden
Упомянувши здесь о юности, я готов воскликнуть: земля! земля!
Ф. Ницше «О пользе и вреде истории для жизни»
…отворит он, и никто не запрёт;
запрёт он, и никто не отворит.
Книга Исаии (22; 22)
1
…и не важно – на каком языке говорят с тобой те,
чей облик, по свидетельству многих, – ужасен.
Этот страх – есть конец языка и начало того,
что за словом любым оставалось,
его подтверждая всегда. О чем можно было сказать:
«Так и есть». И это самое: «есть» —
есть то поле незримое, где начинается действие,
возвращенное нам для того, чтоб исправить ошибки.
И это самое: «есть» в то же время есть и: «сейчас».
Конец ознакомительного фрагмента.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу