– Так и что теперь делать-то? – спросил Крень, а потом сам же и ответил. – А делать, братья-ратники, нам одно остается – насмерть драться. Потому что если не мы их, так Врабий нас.

Дружинники посидели, помолчали. Потом Клест обернулся к Ярославу:

– Ярик, сколько дружинников Врабий не досчитается?

Ярослав, слегка удивившись вопросу – неужели воевода сам не помнит, но переспрашивать не стал, а принялся перечислять:

– Двух еще в городе, во время поджога твоего подворья пришили …

– Что сделали? – не понял Крень.

– Ну, пришили – значит убили, – спохватился Ярослав, а потом попытался выкрутиться: – В тех краях, откуда я родом, если кого-то убьют – а если кто убил, неизвестен, говорят, что пришили.

Народ только помотал головами, а Ярослав подумал, что надо бы говорить нормальным языком, без жаргонизмов. А не то он в следующий раз скажет – замочили, мол, или мочканули. Объясняй потом. А ведь сколько в его мире имеется слов, означающих убийство одного человека другим!

Да, а почему говорят «пришили»? Слово «мочить», наверняка пришло из блатного языка, из фени. Мочить – от слова «мокруха». Ну да ладно, пришили и пришили. Надо базар фильтровать!

И человек из будущего опять начал подсчет:

– Значит, двое ратников в городе, еще пятерых во время засады убили, да этих трое, которых повесили.

– Значит, недостача у Врабия в десять ратников, – сосчитал Крень. – А было у него, сколько помню, четыре дюжины. Верно?

– Верно, – согласился Клест, знавший количество дружинников своего соперника.

– Стало быть, десяток в земле или на корм воронью пошел, но все равно, у него всё еще больше трех дюжин ратников. А у нас, если с новичками считать, тоже три дюжины, – подытожил помощник воеводы.

– Новичков пока лучше не считать, – вмешался Татень. Посмотрев на Ярослава, сказал: – Не в обиду тебе говорю, и не в обиду твоим друзьям. Парни вы неплохие, старательные. Но чтобы полноценным дружинником стать, вам еще пару лет поучиться нужно, да руки кровью обагрить. И мечи вы пока держите, словно баба валек, и из лука через раз попадаете. А уж про то, как ты в седле сидишь, даже и говорить не стану. Собака на заборе и та лучше сидит.

Народ слегка хохотнул, а Ярослав и не вздумал обижаться, хотя кое с чем он мог бы и поспорить. В цель он попадает не через раз, а девять раз из десяти. И то, как они с парнями мечами работают – так тоже неплохо. А вот про коня – тут старый дружинник прав.

Но разговоры вести о новичках нет смысла. Все и так все знают. Поэтому все быстро притихли и продолжили разговор о деле.

– Но, все равно, силы почти равные получаются, – сказал воевода. – Не пойму только – отчего Врабий людей не бережет? Почитай, по дурости своей целый десяток положил. А ведь он в Бранск-то не пятерых привел, как все мы, а пятнадцать. Верно, готовился, поганец.

– Воевода, а поджигатели-то что сказали? – поинтересовался еще один десятник. Этого Ярослав знал – Шукарь. Отчего дружиннику дали такое прозвище, неизвестно, но на щуку он точно не походил. Да и не видел Ярослав до сих пор, чтобы в здешних местах щук ловили. Кстати, прочую рыбу тоже не ловили. Вот это странно. Надо как-нибудь выяснить.

С поджигателями, перед тем, как их повесить, разговаривали Клест и Татень. А еще двое дружинников, которые оказывали помощь начальству.

– А ничего не сказали, – отмахнулся Клест. – Долдонили – мол, они приказ своего воеводы исполняли, а коли их повесят, то так тому и быть. И что их воевода Врабий должен князем стать. Страшно, конечно, что душа в ирий не попадет, но куда же деваться-то? Рассчитывают, что Перун простит. Мол – они дружинники, народ подневольный, а воля воеводы – закон.