Слов моим мыслям не доставало. Мне казалось, что я ухватил за хвост в проруби жизни правду о женщинах, и мне не хватает лишь воображения, чтобы представить, как она выглядит, и, вытащив, положить на лёд. В поисках образа падшей женщины перебрал все известные картины ада и рая. Там страдания, здесь наслаждения…. О, нашёл! Женщина – это чёрт с рогами и с ухватом над очагом. Осталось низвергнуть её с Олимпа и сочинить инструкцию по применению. Жизнь тогда снова войдёт в своё русло, думал я – а не думать страшно: можно обратиться в скота.

Но благородство моей души потребовало у мозгов – надо дать женщине шанс оправдаться. И я стал разглядывать танцовщицу на предмет торжества природного зодчества – округлые бёдра, упругие груди, тугие, как батоны, ягодицы, милое личико; движения, позы, изгибы, жесты не лишены изящества; гармоничная игра губ, ресниц, кистей рук…. Это можно было бы назвать искусством совращения, если бы предназначалось одному.

А где же любовь, для которой, говорят, создана женщина? Любовь ей, видимо, не нужна. Да её и нет, наверное, и не было никогда.

У меня одна тройка в сессии по «Теории конструкционных материалов» – самой несложной из наук. По ней даже двоечники получали четвёрки, а я вот срезался. Сказались волнения: первый экзамен и страшная усталость всего семестра. Да и ночь Новогодняя подкосила – еле как справился с душевным кризисом. Ну, вообщем, взял направление в деканате, пошёл пересдавать. В аудитории только я и преподаватель – мужик молодой, лет тридцати. Мы без формальностей – берите билетик! – сели на стол, ноги на стулья, окно открыли и закурили. Он мне поведал свою мечту – собрать тримаран и пуститься, прямо из Челябинска в кругосветку. Я ему рассказал маршрут, по которому на «Аисте» сюда добирались из Анапы – по карте, конечно.

– Матросом ко мне пойдёшь? – он предложил.

Тоже мне, капитан Врунгель – да ты в морских делах мне в пупок дышишь, подумал, а вслух согласился, ибо отрава бродяжничества у меня в крови. Слушаю болтовню препода по ТКМ и чувствую, что стою вначале пути, который ведёт к великой радости – наитруднейший семестр и сессия позади. Каникулы! Я думаю, что поеду в Коелгу к пещере Титичных гор. Всё, что открою или нарою – клад Пугачёва или вход в иной мир – будет моим. Или останусь в городе и поработаю где-нибудь грузчиком – на штаны себе да на свитер, чтобы какую-нибудь бабу (ягу?), наконец-то (на конец?), увлечь. Думаю и курю, а препод лопочет….

Радости множатся – на кафедре математики Плюснина говорит:

– Мы займёмся с вами векторной алгеброй после каникул, а сейчас отдохните – вам и так досталось в семестре.

Тихо так говорит и глаза опускает, слегка прикрыв щёчки румянцем, будто предлагает мне самому переиначить её слова – а сейчас займёмся любовью. Я люблю вас, Клара Оскаровна!

С дивным ощущением дороги к счастью топаю в деканат – несу направление от тэкээмщика, в котором стоит отметка «отл» за его подписью. Вокруг стола тесным кружком пьют чай с пирогом декан, замдекана (Пим дырявый), Фаина Георгиевна и любовница декана – старший преподаватель с кафедры «Летательные аппараты» Трубецкая Клавдия Ивановна.

– Ай, какой молодец! – воскликнула секретарь, принимая от меня направление на пересдачу. – Без троек сессия – на повышенную стипендию. А вы, Пётр Иванович, помнится, сомневались.

Пим хмуро отворачивается к пирогу:

– Ну и кому нужно было это самомучительство? Тоже мне герой – отощал весь, с лица спал…. Мог бы и того…, – он постучал себя пальцем по виску.

Злость меня душит, но я молчу и жду – неужто никто за меня не заступиться?