Он окидывает меня внимательным взглядом.
– Ладно. Круто.
Я поспешно меняю тему разговора, не давая ему возможности завалить меня вопросами.
– Кто должен выйти с нами завтра утром? Кертис или Люси?
Бен сверяется с графиком.
– Кертис.
– Это не может не радовать, – восклицаем мы в унисон и тут же смущенно добавляем – опять одновременно: – Кого, меня?
– Ты пялишься на пресс Кертиса, как будто никогда парня с голым животом не видела, – с усмешкой поясняет Бен, явно позабавленный. Я краснею. – Неужели не знаешь, что он предпочитает мальчиков?
– Да знаю я, знаю. – До меня долетали обрывки разговора между Люси и Беном, когда они обсуждали парня из Лонг-Бич, который «растерзал сердце Кертиса на кусочки и развеял, как конфетти, над Тихим океаном». Как я поняла, это случилось прошлой весной, но они до сих пор не уверены, вполне ли он оправился. – А еще я знаю, что ты хватаешься за камеру всякий раз, стоит ему надеть свой гидрокостюм.
– Думаешь, я снимаю Кертиса потому, что запал на него? – Бен так изумляется, что едва не роняет планшет с графиком.
– Ну, какая-то одержимость в этом точно присутствует. – Я уклончиво пожимаю плечами, показывая тем самым, что могу и ошибаться.
– Я работаю над документалкой.
– О безупречном прессе Кертиса?
– Нет же! – Он едва сдерживает смех. – За исключением присутствующих, едва ли кто-то еще сочтет это интересным.
– Уверена, что этот фильм найдет своего благодарного зрителя.
– Профессоры по классу режиссуры Южно-Калифорнийского университета явно не из их числа.
Я поднимаю взгляд от чеков.
– Вот, значит, куда ты поедешь учиться осенью?
– Ага, – говорит он обыденным тоном, как будто не видит ничего особенного в том, что его приняли в одну из лучших киношкол страны. Я добавляю этот кусочек информации к уже имеющимся у меня, из которых пока не удается сложить целостную картину. Бен – целеустремленный создатель документального фильма.
– Я думала, в киношколе одни мрачные угрюмые типы учатся, – заявляю я, ожидая услышать в ответ какое-нибудь беспечное замечание, но Бен смотрит на меня в упор.
– По временам я тоже бываю мрачным и угрюмым.
Понятия не имею, говорит ли он серьезно или шутит. Оказывается, я не в состоянии понимать его с полуслова, как изначально счи-тала.
На некоторое время воцаряется тишина. Я вдруг понимаю, что он не до конца ответил на мой вопрос. Желая удовлетворить свое любопытство, я предпринимаю новую попытку и спрашиваю:
– Так зачем ты снимаешь Кертиса?
Бен удивленно смотрит на меня. Должно быть, дело в том, что это первый вопрос, который я задала не по работе.
– Все студенты-первокурсники киношколы должны обязательно пройти класс режиссуры. Он уже стал легендой. Говорят, что именно после него отсеиваются те, кто не способен работать под давлением. Первое задание – снять пятиминутный фильм, используя только камеру телефона и базовую программу по редактированию. Нужно «рассказать захватывающую историю о летнем отдыхе». Свою я решил посвятить Кертису, готовящемуся к Мировому кубку по кайтбордингу.
– Это же…
– Да, это истинная правда.
Что ж, это куда больше похоже на истину, чем моя первоначальная теория. Хотя несколько фоток пресса не помешали бы.
– Поражаюсь, как спокойно он относится к съемке. А ему нужно будет… что-нибудь говорить?
– Да, я могу помочь ему раскрыться. Нужно только задать правильные вопросы.
Я раскладываю регистрационные листы по отдельным папкам, гадая, отчего это Том не купит в хижину ноутбук.
– А это нетрудно?
– Правильные вопросы – это своего рода врата, но главное в том, что люди сами хотят пооткровенничать. Центр удовольствия у нас в мозге оживляется сильнее, когда мы говорим о самих себе, нежели чем на любую другую тему.