– Да пребудет радость и покой с тобой, Ма джи! Даруй свое благословение!
– Ма джи, пусть сезон дождей придет вовремя в деревню. А то в прошлом году смыло весь урожай до того, как успели собрать. И дом разрушило потопом. До сих пор выплачиваем проценты.
– Точно! Я никогда не видел снега, только по телевизору. Сделай так, чтобы однажды я проснулся, выглянул в окно и увидел, как падает снег!
– Просто благословите меня и пожелайте долгой счастливой жизни, других желаний у меня нет.
– Ма джи, я сейчас шепотом расскажу вам на ухо то, что никто не должен знать, но я очень переживаю, Ма джи. Мой муж, Ма джи, так вот, а я его жена, ему совсем не нравится эта бородавка у меня над губой, и мне тоже не нравится, мы женились по любви, и он говорит, давай я полижу ее, она размякнет и исчезнет, а иногда даже слегка прикусывает ее, но мне это не нравится, и вот, Ма джи, убери эту бородавку, прошу, сделаешь большую милость, и мы будем жить в любви и согласии, спасибо!
– Избавь нас от жадности! Даруй благополучие и процветание!
– Муджтаба зовет меня в Шарджу, а я хочу в Америку.
– Пусть в моем сердце всегда живет страх Всевышнего, пусть я не пожелаю больше, чем у меня есть, пусть буду жить в радости, пусть ваша рука всегда покоится на моей голове, и больше мне ничего не надо, Мата джи.
Царила совершенно благостная атмосфера, все было так искренне и правдиво, когда Принц, захваченный потоком всеобщих просьб и молитв, сказал:
– Бабушка, а конфетку…
И ровно в это мгновение его взгляд упал на серебряную пиалку, где вместе с пуговицами, бинди и булавками лежало три конфеты. Его просьба была услышана.
– Бабушка? – Теперь он повернулся к Лилавати.
Тогда Куколка попросила маникюрный набор, который лежал под медным гравированным блюдцем из Мурадаба-да, когда-то папа принес его, чтобы покрыть лаком, а она пришла вернуть его и положила обратно в тот же ящик туалетного столика, и в нем есть кусачки всех размеров, а еще плоская шершавая палочка, которая обтачивает ногти и делает их круглыми. Трость качнулась как бы в знак согласия. Куколка протянула руку, достала набор, показала с благодарностью дереву желаний и, приложив его ко лбу, почтительно поклонилась.
К вечеру всякая одежда, старые шали, свитеры, сари, блузки, нижние юбки и много еще чего, в том числе слегка подранный, но очень теплый спальный мешок, набитый гусиным пухом, и две сковородки: глубокая и плоская, которые были отвергнуты из-за антипригарного покрытия и засунуты на верхнюю полку в Маминой комнате, и другие вещи, на которых было ее имя, а оно, по правде сказать, читалось на каждом человеке и на каждой пяди этого дома, что-то хранилось со времен ее молодости, как держатель для икебаны со специальными шипами, к которым крепятся цветы, листья и веточки, а что-то привозили ей в подарок, как полукруглую надувную подушку для шеи, которую берут в самолет, или два толстенных альбома для фотографий, которые уже никто не использует по назначению, но кто же выбрасывает новые вещи только потому, что они устарели… и все вещи, распиханные по разным углам Маминой комнаты, были отправлены туда ждать своего часа, который обязательно придет, но не сейчас. Трость дала свое согласие, и люди с благодарностью уносили все то, что успели нажелать.
Небо уже потемнело, когда домой пришла Дочь. Лилавати со всем почтением начала ей рассказывать:
– Дочка, дерево желаний даже дочь подарило… кому? Самой богине Парвати, которая благодаря этой милости избавилась от одиночества и стала счастливой.
Сложно сказать, что из этого поняла Дочь и не сочла ли все это пустой болтовней, но она прямиком устремилась в комнату Матери, посмотрела на шкаф, и ее как будто осенило: «Моя статуя», – пробормотала она, открыла дверцы и наклонилась.