…
Рекомендация: обследовать далее. Потому что: а чего делать-то? Никто не знает, чего делать. Все знают в основном, как обследовать. Чтобы потом, когда все наобследуются, вогнать ребенка (как вгоняют штырь в паз при сборке икеевской мебели, с усилием вдвоем) в какую-нибудь условно-подходящую категорию, и придумать ему или «дополнительные занятия» узкого типа – из тех, что найдутся в наличии, – или вообще «образовательную рамку» для таких (читай: «всяких разных») придурков ненормальных необычных детей.
Обследуем мы как? Начинается песня бесконечного похода по все более узким специалистам, каждый из которых «смотрит» на ребенка, как те слепые на слона: тот, что держится за хвост, говорит, что слон длинный и тонкий, тот, что за живот, – что слон круглый и большой, а тот, что за бивень – что слон твердый и острый на конце.
Спец по аутистам смотрит: вроде, не мой, но странный…
Тест на дислексию: вроде, что-то есть, но точно не скажем, справку можем дать, наверное…
Слух проверяем: а! Снижен на одно ухо! Давай его к нам, у нас льготы!!!
Невролог: ну да, дефицит внимания. Риталин хотите? Дам. А вообще по тесту судя, у вас у всех в семье дефицит внимания. Он что, не сидит совсем? Иногда сидит? Если интересно? Гм…
Когда все высказались и написали «заключения» – заключения могут противоречить одно другому на раз, – начинаем искать все-таки, кто бы деточку читать-писать научил. Тут каждый сидит, как Кащей на сундуке, на своем «подходе», великом и ужасном:
– у меня все учатся писать в танце!
– а у меня в процессе выпечки блинов!
– а я сделал специальные пособия, где читать можно телепатически через заряженную воду!
Ну утрирую, да. Будут не танцы и блины, а какие-нибудь «фонетические схемы» или «интонационное структурирование». И через 5—6 занятий легко может обнаружиться, что ничего не получается. Вообще ничего. Подход не работает. «И пошли они, солнцем палимы» (с)3 все вдаль и вдаль, к специалистам по другим подходам. «Консультироваться». А время-то идет.
Фразу «время идет» народ переводит для себя как «упускаем драгоценное время». Но я, вообще-то, имею в виду не совсем это. Точнее, не только это.
Представьте себе, что у вас не ребенок, а котенок. Милый такой, рыженький. Родился ваш котенок в мае. В конце июня пришел к вам в дом ба-альшой спец по кошачьим вопросам, взял в руки Рыжика вашего, и вдруг озабоченно так говорит:
– Слушайте, котенок-то чего-то это… Не фурфыркает! И политурит как-то слабовато…
– А? – обалдеваете вы.
– В этом возрасте уже должен фурфыркать хотя бы раз в час. И политурить тоже должен ярче, выразительней. Отстает в развитии ваш кот, покажите специалисту.
– Какому?
– Ну, не знаю… К фурфырологу можно, а также к общему которефлексологу. А еще обязательно к швуну, они в политурении разберутся. И к физиомырчателю. Только поторопитесь, там очереди огромные.
И вот вы записываете кота к швуну на конец июля, к физиомырчателю – недели на три позже, к фурфырологу на сентябрь, к которефлексологу – лучшему в стране! – аж на декабрь. И все они вас в свой срок консультируют, и пишут про вашего кота заключения.
С точки зрения швуна:
«Кот не фурфыркает, политурение согласно возрастной норме.»
Физиомырчатель утверждает, что
«фурфырканье „на подходе“ с незначительной задержкой из-за скрученного левого уха, а вот политурение слишком что-то сявчет.»
Фурфыролог в сентябре никаких проблем с фурфырканьем уже не обнаружил, политурение не проверял, потому что
кот такого размера политурить уже не должен ни по каким нормативам,
но сильно озабочен
узким спектром возрастного мява.
А в декабре