Что делают в этом случае средне-приличные родители? Ужасаясь и плача по ночам, что в семье завелся такой выродок, они начинают с ребенком «плотно заниматься». Что это означает? На практике – они берут школьный учебник… И месяцами, если не годами, долбят ребенку те же самые задачи про Машу и конфеты. Дети не понимают. Дети не понимают неделями. Несчастные дети развивают сверхчувствительность к интонациям садистов-родителей, они по шмыгу носа мамаши могут распознать, нужно сказать «прибавить» или «отнять». Но они все равно не понимают, почему, собственно.

А между тем, приведенная в пример дискалькулия – это работа для специалиста, причем, как правило, ненадолго. Если у ребенка нет понимания числа, если дырка на этом месте не дала развиться естественному ощущению связи счета и жизни, как произошло у остальных детей, то надо сделать то, что мы делаем в реальной жизни, когда перед нами яма, и мы не можем ее перепрыгнуть. Что мы делаем? Используя сохранные нервные связи головного мозга, на выбор по ситуации: либо мы строим мост, либо мы ищем обходной путь. А иногда и то, и другое, для удобства и надежности.

А поскольку «яма» уникальна у каждого «органика», то метод не тиражируется: работать должен специалист, который понимает, грубо говоря, «как оно ездиет», то есть, умеет разворачивать мыслительные схемы маленького ребенка. О схемах я скажу еще потом, отдельно.

Конкретизируя снова к дискалькулии, что делает такой специалист? Он не натаскивает ребенка решать задачи. Простые задачи тут идут как проверочный материал. Нужно нащупать, каким образом донести до ребенка природу числа и количества. Как обходные пути, идут в ход самые разные «представления» количества: зрительные и слуховые, моторные, ситуативно-бытовые, сначала забавные – разные сравнения очевидно количественно отличающихся объектов (жирафы с ромашками, скажем), потом все абстрактнее, все ближе и ближе к отвлеченному числу. Как мостики – ребенку оказывается помощь в выработке его собственных психологических орудий, каких-то схем, аналогий, которые потом он сможет использовать для тех же целей в обычной учебе.

Если все получилось идеально (у меня была пара таких случаев), то спустя пару месяцев ребенок будет отличаться от сверстников разве что более медленным темпом выполнения заданий. И в любом случае, если трудности ушли хотя бы частично, значит, направление нащупано, и дальше все уладится либо при помощи дополнительной коррекции, либо естественным путем. Потому что «органики», как правило, сами мастера строить себе обходные дорожки. И часто им достаточно только подсказать.

Законно спросить: что, всегда можно научить ребенка считать?

На этом месте я хотела бы вернуться к затронутому вопросу о разворачивании схем, и пояснить, что я имела в виду. Вот сидит перед ребенком мамаша, окончившая мехмат университета, и пытается решить с ним задачу про Машу и конфеты. Мы имеем двух баранов в поле зрения тут. Ребенок сидит маленьким бараном, потому что он не понимает, как решать задачу. А его мать сидит большим бараном, потому что она не понимает, что тут можно не понимать. Она такую прорву лет назад и так незаметно для себя, не имевшей органической «дырки» на этом месте, связала поедание конфет с математическим действием вычитания, что или никогда не ощущала, или уже давным-давно забыла, что это действие не монолитно. Для нее это – атом познавательной деятельности, причем такой атом, каким он казался ученым, когда они его только что открыли, согласно названию: «а-том», то есть, «неделимый».

Коррекционная работа начинается тогда, когда делается попытка