Бессонов — «мужик»! Но лучше так: Бессонов — мудак! Тут никакие кавычки уже не нужны.

Закупив продукты, я принялась печь тортик, нарезать салаты и бутерброды. А вечером, когда девчонки подтянулись с вином, мы все это благополучно принялись уминать.

— Господи, Котова, ты просто фантастически вкусно готовишь! Умереть — не встать. А я и простую яичницу могу запороть, руки ведь из задницы растут, — вздохнула горестно Леся и засунула в рот последний кусок торта, умолкая и закатывая глаза в очевидном экстазе.

— Поддерживаю, — активно закивала Полина, — вот же повезет какому-то счастливчику отхватить такую хозяюшку.

— Так, девки, мы тут не пожрать собрались, вообще-то, — перебила поток восторженных охов и вздохов Кошкина.

— Нет? — нахмурилась Леся.

— Нет! Мы тут для мозгового штурма. А ну-ка все пригляделись к нашей Тае и узрели на ее лице высшую степень озадаченности этой бренной жизнью.

Все девчонки тут же перевели на меня заинтересованные взгляды, и я фыркнула.

— Лупу дать?

— Не надо. Лучше начинай рассказывать, — заявила Полина, доедая последний кусочек мяса по-французски.

— Ну... — помялась я.

— Что ну? У тебя случается приступ готовки на целую орду голодающих только в том случае, если наступает полный звездец, — покосилась Люба.

Она права. Ходить вокруг да около нет смысла, да и мне действительно необходимо взглянуть на ситуацию со стороны. И надо признаться, сама я это сделать не в силах.

— В общем, не видать мне работы, девочки, — призналась я, чувствуя, как отчаянно задрожал подбородок. А потому сразу же взяла бокал и за раз осушила его до дна. Жаль, алкоголь не умел решать проблемы физического характера, хотя и с душевными он так себе справлялся.

— Это еще почему? — нахмурилась Леся.

— Это потому, что Бессонов хочет за него слишком много, — всхлипнула я и дала знать Кошкиной наполнить мне бокал еще порцией терпкого вина.

— А много это?.. — осторожно уточнила Полина.

— Это секс. Или на худой конец... э-м-м... ну... ну вы понимаете! — да я даже произнести вслух это слово была не в силах, что уж говорить о том, чтобы сделать это в реале.

— Нет, не понимаем, — подскочила со своего стула Кошкина и принялась шарить по кухонным ящикам. — А что у нас попкорна нет?

— Люба! — гаркнула я. — У меня тут горе, если что! Жизнь рушится, мечты горят, а ты...

— Ничего не знаю, мне нужна пояснительная бригада и попкорн, — рассмеялась Кошкина, а я закатила глаза. — Ну давай же, Тая. Это же так просто. Скажи «ми».

— Ми, — проговорила я по буквам, не понимая, куда она клонит.

— А теперь «нет».

— Нет.

— А теперь все вместе: «ми-нет».

— Дура! — поставила я диагноз своей лучшей подруге, фыркнула и снова отпила щедрую порцию вина.

— Пусть так. Но ты все-таки рассказывай нормально и без красноты на лице. Тебе, в конце концов, не три года, чтобы тушеваться на ровном месте.

— Ладно, — буркнула я, но все же залилась краской, в деталях рассказывая свою душещипательную историю. А закончив, принялась ждать от подруг поддержки и дельных советов.

— Вот козёл! — стукнула рукой по столу Леся.

— Артем? Нет, — покачала я головой. — Он хуже: сволочь, гад. Скотина!

— Мудак! Это же надо было такое предложить? — скривилась Полина. — И как совести вообще хватило?

— Так, погодите! — подняла руки вверх Люба, призывая всех к молчанию. А затем перевела на меня испытующий взгляд и спросила: — Тая, а вот ты скажи нам, этот твой Гора-Жора, он вообще, как в постели тебе запомнился? Только отвечай честно.

— Причем тут это? — ошарашенно округлила я глаза и даже икнула.

— Притом! — Люба облокотилась на спинку стула, крутя между пальцев бокал, вернее ножку от него. — Что может твой Сергей Антонович Артёмов дело говорит.