– Господин Фажеро настолько поглощен своим счастьем, что даже не видит меня… или не хочет видеть!..

«Господин Фажеро» дал понять каким-то неопределенным жестом, что не намерен затевать поединок здесь и сейчас. Однако Жан не хотел с этим соглашаться: ничто не могло помешать ему произнести подготовленные слова и совершить задуманное. Как и все великие полководцы, он полагал, что нужно брать инициативу на себя, заставать противника врасплох и смело бросаться в атаку, нарушая вражеские планы. Неожиданное нападение – это уже половина победы.

Вот почему, как только д’Эннери объяснил причину своего долгого отсутствия и расспросил графа с сестрой о предстоящем отъезде, он схватил Арлетт за руки и произнес:

– Милая Арлетт, скажи, а ты счастлива, совершенно счастлива, без всяких задних мыслей и сожалений? Счастлива так, как ты того заслуживаешь?

Это обращение на «ты», весьма неуместное в подобной ситуации, шокировало окружающих. Все поняли, что д’Эннери поступил так намеренно и что настроен он отнюдь не миролюбиво.

Фажеро побледнел и встал, застигнутый врасплох этой нежданной вражеской атакой, совершенной тогда, когда он сам готовился к нападению, но только в заранее намеченную минуту.

Граф и Жильберта, донельзя изумленные, вздрогнули. У Ван Хубена вырвалось ругательство. Все трое не сводили глаз с Арлетт, не осмеливаясь, однако, вмешаться. Но сама девушка вовсе не выглядела оскорбленной. Она весело смотрела на Жана, явно видя в нем близкого друга, которому дозволены особые привилегии.

– Да, я счастлива, – ответила она. – Теперь все мои мечты сбудутся, и благодаря этому многие мои подруги смогут выйти замуж по любви.

Однако д’Эннери начал боевые действия вовсе не для того, чтобы порадоваться этому благостному ответу. И он продолжал:

– Арлетт, милая, я веду речь не о твоих подружках, а о тебе самой, о твоем будущем браке со своим избранником. Так ты счастлива?

Девушка залилась румянцем и промолчала.

Зато граф воскликнул:

– Я, признаться, удивлен вашими расспросами, месье. Разве это не личное дело Антуана и его невесты?

– Да, и это просто непостижимо… – начал было Ван Хубен.

– Однако еще более непостижимо, – мягко прервал его д’Эннери, – то, что наша милая Арлетт жертвует собою ради осуществления своих благородных планов и потому выходит замуж без любви. Ибо таково истинное положение дел, и вы, господин де Меламар, должны о нем узнать, пока еще не слишком поздно. Арлетт не любит Антуана Фажеро. Она питает к нему разве что симпатию, да и то не слишком горячую, – не правда ли, Арлетт?

Арлетт снова покраснела и, не возразив, опустила голову. Граф, скрестивший руки на груди, был вне себя от возмущения: отчего вдруг этот д’Эннери, всегда корректный и сдержанный, решился совершить такую грубую бестактность?!

Но тут Антуан Фажеро бросился к Жану; сейчас он уже не выглядел прежним милым и беззаботным молодым человеком: настала минута, когда под воздействием ярости, а может, и потаенного страха его лицо исказилось от злобы.

– По какому праву вы вмешиваетесь?..

– Я вмешиваюсь лишь в то, что касается меня.

– Чувства Арлетт ко мне вас не касаются!

– Разумеется, но сейчас на карту поставлено ее счастье.

– И вы уверены, что она меня не любит?

– Конечно уверен!

– И чего же вы добиваетесь?

– Я хочу расстроить эту свадьбу.

Антуан содрогнулся от ярости:

– Не слишком ли много вы себе позволяете?.. Но знайте: раз уж на то пошло, я буду бороться… бороться беспощадно! Вы еще об этом пожалеете…

Он рывком выхватил газету, торчавшую из кармана д’Эннери, развернул ее, сунул под нос графу и объявил: «Вот, прочтите это, дорогой друг, и вы узнаете, что собой представляет этот субьект. Читайте заметку на первой полосе… Обвинение неоспоримо…»