– Вот посмотри, в середине немного недоваренное. Не понимаю? Ну яйца-то сварить – это куда уж проще! Что тут сложного? – и отправила кусочек в рот.

– Как ты права, Люся, – подтвердила Ковалькова. – Вот я, когда яйца варю, сначала дождусь, пока вода закипит, а потом беру столовую ложку, кладу туда яйцо и опускаю его в кипяток. Десять минут и вуаля! – она сделала изящный жест рукой в воздухе, потом взяла свой чай и отпила из чашки. – А потом остаётся только залить яйца холодной водой. Всего-то и делов!

– Ну то, что – десять-то минут, это понятно, но класть нужно в холодную воду, а через пять минут варки выключить плиту и оставить яйца доходить в горячей воде! – Бровкина прикусила губу, мотнула головой с видом знатока и сделала глоток кофе.

– Ну ты даёшь, Люся! – возразила подруга. – Так только бабушки делают. Яйца переварятся, желтки с синевой будут. Уж мне-то поверь, знаю, о чём говорю! Сколько своему бывшему яиц сварила?!

– Хочешь сказать, что я не знаю? – с вызовом заявила Бровкина и, чтобы убить наповал, добавила:

– И насколько я помню, Ковальков твою стряпню не очень-то жаловал, раз уж ты его приплела.

Таня Ковалькова внутренне напряглась, даже лицо у неё побелело, но виду не подала. По её глубокому убеждению, обсуждать свой прошлый брак можно было только с её же, несомненно, правильной позиции. Тут подруга перешла черту.

– По крайней мере, уж твой-то последний торт был… как бы это сказать, немного суховат, – как ни в чём не бывало, заметила Ковалькова, быстро перебирая пальчиками левой руки в воздухе и даже не взглянув на подругу.

Люся начала лихорадочно придумывать, чем ответить на выпад.

– Зато твой джемпер, так просто отличный подарок, был! Мне блондинке додуматься, подарить какой-то коричневый старушечий цвет! – Люся картинно закатила глаза кверху и сделала жест рукой, по всей видимости, не очень приличный. – Я вообще, Танюша, давно заметила, что вкус у тебя очень оригинальный.

Таня спокойно отпила из чашки и ответила:

– Ну, во-первых, не джемпер, а бадлон. Во-вторых, не коричневый, а баклажанный.

– Баклажанный! – передразнила Бровкина. – Таня, ну где я и где баклажанный? Ну, ты даёшь, – она откинулась на спинку стула.

Здесь, по её мнению, и обсуждать-то было нечего. Свой стиль она считала безупречным и как бы, чтобы лишний раз удостовериться в этом выдвинула ногу и посмотрела на красивый серый сапог.

– Люся! Как подруга тебе говорю: ты себя переоцениваешь! Не потому ли твой Гарик внезапно уехал в длительную командировку, где со связью плохо? – ехидно заметила Таня, прищурив глаза.

Чаша терпения Бровкиной переполнилась, видимо, укол достиг своей цели. Она вскочила, нервно схватила сумочку и выпалила:

– Ну, знаешь, подруга! Пойду-ка я лучше… работать!

По мотивам открытого письма

Николая Казмина «Ненавижу»

Сергей Борисович Курочкин, бубня на ходу что-то нечленораздельное и размахивая рукой перед невидимым оппонентом, наконец-то добрался до регионального министерства образования. Целую неделю он репетировал речь, с которой собирался обратиться к вышестоящему руководству. Всю его сущность раздирало чувство противоречия, которое неизбежно возникало, когда он получал очередной документ-инструкцию из министерства. Будучи человеком чувствительным и в какой-то степени даже ранимым, Курочкин всякий раз давал волю эмоциям при виде министерской писанины, но являясь человеком ответственным, был вынужден следовать, спущенным сверху инструкциям: как, чего, сколько и так дальше по списку. С необычайной лёгкостью Курочкин взлетел на третий этаж, перескакивая ступеньки – хореограф как-никак, хоть и годы уже не те. Потом ещё небольшой квест по перпендикулярно-параллельным коридорам учреждения и вот он уже стоит перед дверью начальника отдела среднего специального образования с надписью: «Сумасбродова Ольга Альбертовна». Курочкин зажал портфель под мышкой, поправил бордовый галстук в полоску, постучал два раза, хотел было стукнуть ещё раз, но передумал. Затем он, взяв всю свою волю в кулак, приоткрыл дверь и просунул голову. Сумасбродова увлечённо разговаривала по телефону, а на подоконнике слева от неё тихо мурлыкало радио. Завидев Курочкина, она с неохотой бросила в трубку: «Танечка Игоревна, я тебе минут через пять перезвоню». «Пять минут!» – с негодованием подумал про себя Сергей Борисович и протиснулся в кабинет.