Женщины выгружают из «газели» картонные пакеты, в которых внавалку лежат бутылочки из-под духов. Потом они аккуратно заносят в кузов уже готовую к отправке продукцию: розовые, клетчатые, голубые коробочки, уже запечатанные в прозрачный целлофан. Теперь отличить их от настоящих духов совершенно невозможно.

– Шеф просил передать вам зарплату. За вычетом разбитой тары. Распишитесь.

Недовольно ворча, женщины расписываются в ведомости и только потом пересчитывают деньги.

– Да здесь и половины обещанных не хватает! – возмущается одна из девушек.

– Где наши паспорта? – спрашивает другая.

– Без понятия. Все вопросы к шефу. Я кто? Я делаю, чего приказано. Всё. Буду завтра.

– Скажи шефу, работать не будем, если не вернёт паспорта.

– Сами говорите. Мне до лампочки, не мои проблемы.

Шофёр забирается в кабину и даёт по газам. Женщины о чём-то очень громко спорят, но понять их нельзя, так как говорят они по-молдавски.

25. Натура.

Звягинцевы едут в своей машине – серебристом «Ауди», за рулём Любаша. Сумерки. Автомобильная пробка, продвигаются Звягинцевы еле-еле, рывками.

– Зря мы без охраны, страшно, – раздражённо бросает Любаша.

– Захотят ограбить – и никакая охрана не поможет. А так – свидетелей меньше. Перестань нервничать.

– Ненавижу пробки.

– Кто ж их любит?! Давай в правый ряд, уже подъезжаем.

Любаша с трудом перестраивается, останавливается у кромки тротуара.

– Жди. Двери запри. Меня не будет не менее сорока минут.

– Ладно, ладно. Я пока посмотрю новости. – Любаша включает телевизор, вмонтированный в панель.

Интерьер.

Сергей входит в помещение банка. Затёртый ковёр, пара кожаных кресел. У стойки, где сидит охранник, Сергея ждёт неприметный мужчина в чёрном костюме.

– Я жду вас уже полчаса, – ворчит мужчина.

– Пробки, да ещё гололёд. Насилу доехали.

– Пошли.

Они проходят по коридору, спускаются по боковой лестнице вниз. Операционный зал.

Любаша в машине смотрит телевизор. На экране – Израиль, последствия террористического акта: несколько машин скорой помощи, носилки с ранеными, плачущие люди, полицейские и врачи помогают раненым…

Интерьер.

Квартира Ксюши и Рахили. Работает телевизор. На экране Израиль, последствия террористического акта. Закадровый комментарий журналиста: «Взрыв произошёл на автобусной станции. Несколько десятков человек ранено, шестеро убито…»

На носилках маленький мальчик. Крупно его лицо.

– Выключи, выключи, я не могу больше! – Ксения встаёт с кресла, делает шаг к столу, на котором лежит пульт. Рахиль прикрывает его рукой.

– Ах, видеть не можешь?! А мы вот так живём! Каждый день, каждую минуту! Не война, а планомерное уничтожение всего и вся. Сотни искалеченных и убитых. Эти шалавы уверены, что люди заболеют саркомой души – боязнь лечь спать в своём доме, выйти на улицу, сесть в автобус, страх жизни. И неважно, где это происходит – в Иерусалиме, Каспийске, Москве или в Америке.

– Угомонись. Ты же не на трибуне!

Но Рахиль продолжает:

– Не отсидишься, не залезешь в щель, как таракан.

– Будет тебе кликушествовать. Ты ещё о конце света заговори.

– Мне нужны деньги, – без перехода, какой-либо паузы и очень резко вдруг произносит Рахиль.

– Сейчас принесу, – Ксения выходит в другую комнату, открывает ящик письменного стола, берёт потёртую, ветхую косметичку, достаёт из неё три бумажки по сто долларов и тощенькую пачечку пятисотрублёвых купюр. Возвращается к Рахили.

– Вот.

– Что это ты мне суёшь?

– Ну, ты ж сказала, нужны деньги.

– Ха!

– Что означает твоё «ха», хотела бы я знать?!

– Ой, не могу! – Рахиль давится смехом. – Святая простота! Мне нужно много, очень много денег!