Еще через месяц, вконец измученный и заинтригованный, я предложил пойти в ЗАГС.

Посмотрела на меня – внимательно так, словно увидела впервые. Покрутила тонкими пальцами прядь своих светлых волос.

Подумалось: скажет сейчас, что я совсем ее не знаю, а она не знает меня… Ничего подобного!

– Я буду прекрасной женой, – сказала она серьезно, но как-то задумчиво – будто и не со мной разговаривала, а сама с собой.

И вдруг выпрямилась стрункой. Спросила:

– Значит любишь меня?

Нет, даже не спросила. Сказала это как утверждение.

Но я, конечно, закивал, начал что-то говорить возбужденно…

– Хорошо, будь по-твоему. Только я хочу, чтоб ты знал: для меня это очень важный шаг…

Я снова что-то начал говорить, но она мягко взяла меня за руку и продолжила цитатой из Теофраста:

– И пока собеседник отвечает, болтун перебивает его…

А когда я замолк, сконфузившись, продолжила с мягкой улыбкой:

– Я приду к тебе голой. Ни родственников, ни друзей, ни документов. Имя только… Имя оставлю. И – никаких расспросов о моем прошлом, хорошо?

– Конечно, я…

– И – главное! – договор: что бы ни случилось, если я тебе звоню и говорю слово «Договор», то ты должен на сутки исчезнуть из моей жизни. Не искать встреч, ни о чем не спрашивать. Могу поклясться, что это не будет часто.

Никогда раньше не слышал ни о чем подобном…


…Брел я, и мокрая снежная каша хлюпала у меня под ногами. Я знал, что дома меня ждут обещанные блины – понятно, уже остывшие – и холодная одинокая постель…


Лиза оправдала самые смелые из моих ожиданий. Она стала не просто хорошей женой. Можно сказать идеальной: дома она как гейша могла угадывать малейшие мои желания. Как-то выправила себе документы (я знал, что они поддельные, но не совался в это дело), стала работать переводчиком (сразу с нескольких языков) и очень хорошо зарабатывать. Мои друзья стали ее друзьями и порой казалось, что даже мои мысли – ее мыслями. Вот только…

Вот только этот проклятый договор!


…Если идти до дома пешком через весь наш огромный мегаполис – это часа два, не меньше. Пройдя километров пять, я устал, продрог, но так и не успокоился. Зашел в первое попавшееся кафе. Заказал чашку кофе, какие-то бутерброды, закурил.

Совсем незнакомое было кафе. Незнакомое и очень странное. Будто в другое измерение попал: официанты – во фраках, а официантки – в передниках прямо на голое тело и все – как подбор – стройные красавицы. Как будто частный клуб или элитный ресторан для избранной публики. Музыка – тихим фоном, на танцполе – смуглые девушки змеями извиваются. И как меня пустили сюда: в грязных ботинках, в джинсах, в свитере моем потертом? Я был так поражен, словно зайдя в деревенский сортир, оказался вдруг в ватер-клозете гостиницы «Хайят»… Разволновался, засмотрелся… Но успокоился понемногу: тоже я не лыком шит, много где бывал, просто вот так неожиданно…

И… Расслабился. Где наша не пропадала? Заказал еще кофе, коньяк, да и стал смотреть с удовольствием на танцпол. А там змей уже сменили негритянки, охотно демонстрировавшие свои большие черные груди.

А потом… Потом на сцену вышла Она. Вся в белом и прозрачном, вот только волосы почему-то синие. Вышла, и сразу ясно стало: и змеи эти, и прочие негритянки ей и близко в подметки не годятся – прима.

Смотрю на нее во все глаза, а кто-то во фраке шепчет в ухо: «Эта девушка желает с вами приват, пройдемте вон туда, за ширмочку». Берет меня под локоть аккуратно и ведет… Показывает неприметную дверцу…


И… снова я в каше снежной пополам с грязью, только вот метель началась и – город почему-то незнакомый. А еще: щека горит – то ли от поцелуя, то ли от удара. Не помню.