– Дедушка. Все хорошо, правда. Мы просто хотим вас поддержать, пока ваш внук не приедет. Он нас очень об этом просил. Сейчас я сварю суп. Потом попьем чай с печеньем. Или даже кофе. Будете кофе? – Лера еще в первый раз отметила, что на кухне стоят целых две турки. А значит, кофе тут уважают.

Дед кивнул в ответ, и Лера отправилась на кухню. А Тимофей за ней.

– Дед всегда был дотошным. Ему все кругом казались подозрительными, ты видела сколько засовов было на двери?

– Да. Плохо, что он сомневается в нас. Ему сейчас волноваться совсем нельзя. Я не знаю, насколько затянется возвращение его внучка, но хотелось бы, чтобы он его дождался.

– Это точно. – С тяжелым вздохом сказал Тимофей.

Они замолчали. Лера чистила овощи, а Тим внимательно ее разглядывал. Она чувствовала на себе его взгляд, но после того, что сказала мама, это не раздражало, а веселило. Одно дело внимание какого-то задрипанного мужика в растянутых шортах, а другое – настоящего ловеласа. Она не удержалась и прыснула от этой мысли.

– Тимофей, прости за вопрос. Но это правда, что у тебя было пять жен? – спросила она. Любопытство было сильнее хороших манер.

– Не пять, а только три. Но и их с головой хватило. А кто тебе сказал?

– Да я тут немного справки навела. Ты не обижайся, но у тебя ключи от квартиры деда. И ты тут хозяйничаешь. Я беспокоилась.

– Разумно. Жаль, мне о тебе справки не навести. – улыбнулся он.

– А что обо мне? Я замужем не была. Славы сердцеедки не имею.

– А у меня что, такая слава? – Тимофей засмеялся. И вместе с ним все его волосы на теле зашевелились.

– Ну мне сказали, что ты знатный ловелас. И надо держаться от тебя на расстоянии.

– Ну вот, всю малину испортили. Теперь ты будешь держать дистанцию, бегать от меня?

– Нет. Бегать не буду. Но и в жертвы твои не мечу. Давай об этом сразу договоримся.

– Ну ладно. Хотя я бы, конечно, попытал счастья.

– Давай не сегодня. Сегодня варим суп, кормим деда и расходимся. По рукам?

– Ты еще придешь?

– Приду, – сказала Лера. – Знаешь, после того, как я увидела его в центре комнаты… а потом это пальто на вешалке, фотографии, его отчаяние. Не могу не прийти. Скорее бы твой Петька вернулся. Тогда я успокоюсь.

– Да. Понимаю. Я вырос у него на глазах. А он на моих состарился. Знаешь, он свою семью как любил? Причем особенной любовью. Дед ведь вообще был бирюком. Таким, неразговорчивым, противным. Нет, он поддерживал общение с соседями. Но больше молча. Только глазами – зырк, зырк по сторонам. За порядком следил. И с женой все время молчал. Она идет с Петькой. А он с сумками или с ведрами черешни, например. Она в красивом платье, с прической. Он сзади. Охраняет.

А как ждал ее у подъезда? Соберутся куда-нибудь пойти, в театр или парк погулять. Дед с Петькой выйдут и стоят по полчаса. Ждут, пока бабушка выплывет. В духах, с прической похожей на пышный хлеб с загогулиной по центру. Дед и слова ей не скажет. Под руку она его возьмет, Петьку за руку и идут. Семья. Я без отца рос. Завидовал. Смешно, да? У Петьки только дед с бабушкой и были. А я завидовал.

Лера молча слушала, но в груди нарастал комок.

– Дед говорил немного, но делал для них все. Внука им сложно было поднимать. Время-то какое. И возраст. Развал, разруха. Он работал как проклятый. Нищета кругом, а он Петьке бананы несет. Я запомнил эти бананы, как и топор, с которым он внука с танцев встречал. Я правда завидовал. Дед очень их любил. А когда его жена умерла, быстро-быстро сдал. Сдулся. Теперь Петьки нет, и я очень боюсь за старика. Сколько он протянет, неизвестно.

Лера готовила суп и утирала слезы. Ей было жалко деда. Жалко изо всех сил.