Тем временем Кайлу принесли кусок мяса и плеснули в кружку вина. Он ел, стараясь не слишком громко чавкать, чтобы не мешать господину барону.

– Вот что, Гийом, – сказал барон, в раздумье глядя на Кайла. – Позаботься о мальчишке. Корми его получше, а то он какой-то тощий, как подзаборная дворняга. И завтра вечером приведи его к нам снова.

– Господин мой, – прозвучал рядом голос, подобный райской флейте. Никогда Кайл не слышал такой красоты. Мальчик робко, искоса посмотрел в ту сторону, откуда донесся этот голос – и обомлел. Совсем близко, так близко, что он мог бы коснуться края ее одежд, если бы только посмел, сидел ангел красотой лица под стать голосу – с тонкой лилейной кожей, чистым профилем, огромными глазами, подобными драгоценным сапфирам. Ангел носил роскошные яркие одежды, и от него исходило райское благоухание.

– Господин мой, – промолвил ангел, наморщив носик, – от мальчишки воняет. И как был услажден мой слух его рассказом, так же был оскорблен мой нос и мой взор. Прикажите помыть мальчишку и приодеть во что-нибудь более приличествующее слуге, который разговаривает с бароном.

Барон рассмеялся:

– Слышал, Гийом, пожелание баронессы?

– О да, мой господин, моя госпожа, – Гийом почти пополам сложился в поклоне. – Все будет сделано, как прикажете.

– Идем, – сказал он Кайлу в той же самой манере, как говорил с ним раньше, почти не разжимая губ.

Кайл торопливо поднялся, неумело поклонился барону и его жене. Он хотел уже было идти, но тут вдруг словно что-то щелкнуло у него внутри, и мальчик сказал:

– Благодарю вас, прекрасные дамы и благородные господа, за внимание и заботу о бедном артисте.

Кайл отвесил еще один поклон – гибкий и красивый – легко повернулся и пошел за господином Гийомом, который что-то недовольно шипел.

«Пусть себе шипит, старый гусь. Дайте только срок, и барону будет совершенно наплевать, есть у него Гийом или нет», – подумал Кайл и оскалился за спиной старого оруженосца, как лиса, попавшая в птичник.

Дни шли. Кайл отъелся, отмылся и из нечесаного заморыша превратился во вполне симпатичного паренька. Теперь он ничем не напоминал бездомного пса, скорее гладкую и ухоженную любимую баронскую гончую. Кайл совершенно освоился в верхних покоях баронского замка. Он привык к роскоши и к теплу. Почти каждый вечер его звали к барону, если только тот не уезжал на охоту (его любимое развлечение) или на войну (точнее в один из тех коротких и жестоких набегов на соседей, которые были вызваны обычной жаждой наживы, но всегда назывались «защитой чести» или «верностью сюзерену»). Барону везло. Он всегда возвращался с добычей. И тогда в замке устраивали пир и веселье. Теперь в обязанности Кайла входило выступать на этих застольях. Он научился играть на лютне и петь баллады. На очередной подвиг барона Кайл сочинял хвалебную песнь. Захмелевший барон слушал их с удовольствием и часто бросал ему монеты или перстни.

На эти подарки Кайл обзавелся кое-какими вещами – в том числе роскошным шерстяным пелиссоном. Он вытянулся за зиму, раздался в плечах, и хотя не был красавцем, начал ловить на себе заинтересованные взгляды молоденьких служанок. Что говорить, даже сама госпожа баронесса теперь смотрела на Кайла весьма благосклонно.

Жизнь кипела и бурлила у Кайла в сердце и горячими струями крови разносилась по всему телу. Огневик честно выполнял то, что обещал. Это бурление не давало покоя ни Кайлу, ни окружающим. Все ему казалось забавным, все требовало его мнения. И постепенно Кайл стал разрешать себе, хоть никто другой не давал ему такого разрешения, отпускать разные шуточки или замечания по любому поводу. Барону это нравилось. Все чаще и чаще он вызывал Кайла на веселый разговор. Это входило в моду. У Кайла появились последователи – в основном из молодых пажей и оруженосцев. Кайл был признанным главой этой шутовской шайки. Они обсмеивали все – неудачный выстрел на охоте, новый фасон рукавов и даже указы папы. Барон смеялся их шуткам. И чем злее они были, тем сильнее он смеялся.