– Нет, нет… Что Вы… Я не возьму…

– Ты посмотри хотя бы с интересу. Это она завещала тебе: кольца, серьги и другие украшения. Жаль, как жаль, что вы не успели познакомиться. Она была бы счастлива.

Только сейчас до Кати дошло, что в этом доме её воспринимают как члена семьи, как невесту Андрея в полном соответствии этого слова древнему значению – «та, что пришла невесть откуда».

Тётушка по-родственному обняла Катеньку и совсем не свойственным ей голосом попросила:

– Не оставляй André одного сегодня, раздели его горе. Ты сама видишь, какой он… Мы ведь через час уже уезжаем. Кате хотелось сказать, что она тоже должна уехать вечерним поездом в Париж, но, взглянув на умоляющие глаза Розали, полные трагизма и слёз, молча взяла шекспировский передник и принялась за уборку.

Вскоре дом опустел. Воздух в гостиной, казалось, застыл. Катя покрыла пледом уснувшего на диване Андрея, а сама отправилась на кухню приготовить ему сырников. Ведь за целый день он выпил только чашечку кофе. Катюша не то что думала о нём, она чувствовала его с собою. Ей казалось, что он чистый и бесхитростный, как ребёнок или ангел.

Синева за окном превратилась в сиреневые сумерки. Чудовищные кошмары преследовали André: сон это добровольная смерть, ждет тебя дом вечности, глумился над ним гадкий голос, перед которым он был бессилен и нем. André пытался проснуться, открыть глаза, но они окаменели. Порождённое отчаянием воображение продолжало лихорадку кошмаров, зловещие сумерки подкрадывались к нему, и сердце замерло в страшном ожидании. В истомлённой голове шарахал фейерверк. Время онемело. André почувствовал запах звука приближающейся смерти.

– Воздуха, – хрипел он, – только один глоток воздуха! Катьа, – нечленораздельно произнёс он, чувствуя, что ещё мгновенье и он полностью лишится рассудка, погибнет навсегда.

– Катя, – уже громче прохрипел Андрей и вдруг осознал, что произнёс спасательное имя без акцента. Как ребёнок, делающий свои первые шаги и убедившийся что получается, уже увереннее закричал:

– Катя! Катя, Катя…

В трепетном волнении она вихрем влетела в гостиную, прижимая к груди только что вымытую чашку. Выронив её из рук, даже не обратив внимания на жалобный стон разбившегося фарфора, бросилась к Андрею. Ей показалось, что он был завёрнут в белые стены своего жилища, и ему нечем дышать. Моментально раздвинув стеклянные двери террасы, она впустила младенчески чистый воздух, освеживший его. Потом присела на диван и положила его голову себе на колени. Прикосновение Катиных пальцев было нежным и бережным, как прикосновение бабочки к цветку.

– Плачь, Андрюша, плачь. Тебе станет легче…

Безграничная нежность, доверчивый взгляд, ласковая свежесть пахнущих ванилью рук вывели его из оцепенения, и слёзы, накопившиеся горькие слёзы бесстыдно хлынули ручьём, смывая боль и траур души. Он, как ребёнок, прижался к её груди, дрожащими синеватыми пальцами развязывая передник, чтобы погрузиться в белопенное кружево её блузки. Катино струящееся живое тепло вдохнуло в него обаяние жизни и надежды. Реанимация…

Мираж нежности желаний, оптимизма и бессмертной любви. В эту минуту я мог бы сделать для неё всё, что она пожелает. Я почувствовал прикосновение судьбы. Мой разум вышел за пределы ограничений, моё сознание раздвинуло границы возможностей, и я начал жить в обновлённом огромном и прекрасном мире. Дремлющие силы, способности и таланты ожили, и я пребывал в блаженстве человека, познавшего частицу высшего Абсолюта – любовь.

Катины тёплые пальцы доверчиво легли в мою ладонь. И мне так захотелось, чтобы мой поцелуй прозвучал на её вишнёвых губах…