Ну как пить дать загремит он отсюда…
Шест. Одно название, что шест. Просто ровная толстая палка чуть длиннее лыжной. С одного конца вколочен большой гвоздь. Он сам его и вколачивал когда-то. И, надо признать, сделал это не очень-то аккуратно. Гвоздь оказался великоват и прошел насквозь. А с другой стороны загнут больше чем наполовину. Палку ставили под веревку, чтобы не дать ей провиснуть под грузом. Каждое лето эта морока – сушка, труска…
Он давно собирался выдернуть этот гвоздь. Вполне можно было обойтись без него. И загнут-то не по-человечески. Нет бы утопить в дерево, что ли… так нет. Вот и торчит теперь – ржавый и кривой. Опасно торчит. Не хватает еще на него напороться…
Дерево шаталось.
«Все-таки деревья созданы для птиц», – подумал он и прибавил несколько слов по адресу жены. Сейчас, должно быть, все, кто живет в доме, наблюдают из окон за его упражнениями.
Он вытянул руку с палкой и попытался достать. Палка беспомощно шаталась в воздухе, не задевая гнезда. Нужно было подняться еще выше. «В прошлый раз все было как-то проще, – подумал он. – Ах, дьявол. Не заладилось. Не дай бог, она и в третий раз примется за свое. Нет, ну правда, дурой надо быть. Далось ей это гнездо».
Он задрал ногу. Брюки в ходу затрещали. Он выругался. Кажется, отсюда уже можно было дотянуться.
Он мучительно вытянул руку, чтобы кое-как достать палкой днище гнезда, и толкнул.
Оно не поддалось.
Если бы Кара прилетела чуть позже, она бы застала голую развилку, с которой гнездо и во второй раз было снято, как снимают с головы шапку.
Ворона темным размытым комом появилась из-за угла дома. Он вздрогнул от крика и едва не выпустил ветку, за которую держался. Хлопая крыльями, она носилась над деревом, а он все толкал и толкал это проклятое гнездо своим неудобным орудием.
Дерево было кособоким. Проклиная все на свете, он висел на его голой стороне. Одна нога так и не нашла опоры. Человек мельком глянул вниз, и ему показалось, что дерево выросло, по крайней мере, вдвое.
Птица кричала и била крыльями воздух. Она вела себя так, будто в гнезде уже лежали яйца или пищали птенцы.
Человек снова потряс гнездо неловким толчком шеста.
Она попыталась подлететь под гнездо, где угрожающе и упрямо моталась из стороны в сторону длинная палка, – чтобы оглушить ее хлопаньем крыльев, сбить с толку, отвлечь и увести за собой. Но подобраться туда не удавалось – под гнездом пересекались несколько крупных ветвей, и крыльям не было простора между ними. В отчаянии она взмыла вверх и снова в бешенстве закричала.
А через мгновение уже падала вниз и, поскольку не могла добраться до своего истинного врага, ударила клювом и крыльями придаток – человека.
Он никогда бы не подумал, что удар птицы может быть так силен. Едва не сорвавшись от неожиданности, он вобрал голову в плечи и вспомнил некстати, что у птиц даже кости полые, чтобы быть легче.
Она кинулась на него снова. Сгорбившись, он свесил ногу, торопливо нащупывая предыдущую развилку и одновременно высвобождая шест из переплетения веток.
Удары были сильны. Честно сказать, он не на шутку испугался. Шест оказался на свободе. В сущности, можно было просто швырнуть его вниз и не возиться. Она с радостью, как ему показалось, бросилась на верхнюю часть шеста, ударив его грудью, и снова взмыла. «Теперь она будет сражаться с ним», – подумал он. Ворона опять с криком бросилась вниз и вперед. «Ах ты фурия!» – подумал он и еще вдобавок поддал шестом ей навстречу, чтобы удар получился смачнее: хватит, в самом-то деле, пусть она тоже немного испугается!..
Он заметил, как птица дернулась в сторону. Что-то помешало ей… она забила крыльями… и тут правое странно и резко вывернулось назад.