– В дом престарелых? – задумчиво переспросил он. – Ну, как тебе лучше, так и сделаем. Хочешь к Верке – давай к Верке. Хочешь в дом престарелых – давай туда попробуем… Тебе как лучше-то?

– Не знаю, – шепнула мать, закрывая глаза. – Прямо не знаю.

– В общем, пойду я. Деньги-то где, мам?

– Ох, правда, деньги! – слабо всполошилась она. – Вон на столе возьми! Чуть не забыла.

Финистов смел в ладонь монеты.

– Тебе пенсию-то носят? – спросил он от двери, суя ногу в ботинок.

– Давно уже не было, – прошелестела мать. – Задерживают все… Вот жду.

– А-а-а, – протянул он, внимательно рассматривая в зеркале собственное отражение. – Ладно, пока.

Пройдя два квартала, Финистов остановился на углу и задрал голову. Дождь моросил, но было тепло. Последние несколько лет его мучил вопрос: каким было начало? кто запустил механизм? кто пригнал друг к другу его подвижные части?

В сущности, это был вопрос побочный, не практический. Главным было другое: познать закон, понять и постигнуть его численно и обладать полным знанием обо всем.

Он помедлил, глядя в сторону киоска и размышляя, не выпить ли кружку пива. Кто-то махнул ему, и Финистов сощурился, вглядываясь. Неужели Костровский?

– Не узнаешь, старый черт! – Костровский располнел, раздался, морда стала красная. – Давай, давай! – Он крепко взял Финистова за рукав и потянул. – Не раздумывай! Тебе пару, что ли?

– Да у меня и денег нет, – сказал Финистов, смеясь и пожимая ему руку. – Честно!

– Вот удивил! – Костровский захохотал и хлопнул его по плечу. – Вот уж удивил! Ты бы меня удивил, если бы сказал: Серега, я тебя сейчас пивом напою! Вот бы удивил! Когда у тебя деньги-то были? Пару, спрашиваю?

– Давай пару, – согласился он. – С деньгами – это да… А что я могу сделать? Это же не от меня зависит… куда деваться?

Костровский качал головой, сдувая пену.

– Ты где сейчас?

Финистов неопределенно пожал плечами.

– Да так, не особенно занят. А ты?

– Там же все. В том же болоте! Эх, Костяк, жизнь-то как быстро летит, а! – Костровский уже принял, и настроение у него было отчетливо философское. – И каждый день уносит, как говорится… А впереди-то у нас что? Вот ведь дело в чем: темнота, Костяк, темнота!

– Ни черта не темнота, – возразил Финистов. – Полная ясность. Нам мешает только недостаток информации. Будущее знать можно. Фактически оно уже как бы есть, поскольку описывается единым законом. Можно даже сказать, что существует его проект, от которого никоим образом нельзя отклониться. Понимаешь – закон! Дело за малым: собрать информацию, обобщить и закон этот вывести. И все! Полная ясность.

– Как это? – удивился Костровский.

Финистов вздохнул, отставил пустую кружку, придвинул полную и стал рассказывать – как.

Когда он закончил, Костровский неожиданно захохотал, хлопая его по плечу и толкая пузом.

– Что с тобой? – недовольно спросил Финистов, брезгливо отстраняясь.

– Неучем ты, Костяк, был, неучем и остался, – добродушно сообщил тот, досмеиваясь. – Ну, уморил! Давай еще по одной, что ли?

– Чем я тебя уморил? – холодно спросил Финистов, глядя в его заплывшие глаза.

– Да ладно, что ты, в самом деле! Давай еще по одной!

– Нет, уж ты скажи! Чем это я тебя уморил?

– Чем уморил? – переспросил Костровский, опасно сощурившись. – Чем уморил, говоришь? Ты про моменты бифуркации слышал когда-нибудь?

Тон его был неожиданно серьезен. Финистов отчего-то весь похолодел.

– Нет, – ответил он, пытаясь презрительно улыбаться.

– То-то и оно, что нет… иначе бы не стал нести такую ахинею. – Костровский фыркнул. – В любой более или менее сложной системе наступает момент, когда нельзя определить, по какому из альтернативных путей пойдет дальнейшее развитие. Принципиально нельзя. Даже обладая всей информацией! Вот именно в твоем смысле всей: до последней железочки!.. Знаешь все про железочки – а толку чуть! Ты понял? Вещь важная…