Я могу представить перед своими глазами только мой дом и школу. Большой сад… Посередине белый-пребелый дом, сделанный в виде летнего дворца… Комнату с белыми занавесками, в которой мы всегда сидели в правом углу… По утрам моя мама сажала меня, как младенца, на край окна, заставляла повторять уроки, поила молоком. Из этого окна было видно единственное окно без стёкол и ставней большого строения землистого цвета, находящегося в другом дворе. Эта чёрная дыра наводила на меня большой страх. Наш слуга Абиль Ана, готовящий еду, стирающий бельё, моющий полы, дающий корм лошади моего отца и ухаживающий за домашними собаками каждый поздний вечер рассказывал страшные, бесконечные рассказы, в которых был медведь, похожий на эту темноту в окне.

Я каждое утро придумывал сны с медведем для моей несчастной мнительной мамы, интересующейся, как истолковать и рассказать сон. Я рассказывал, что крупный ворон, принадлежащий одному медведю, схватив, унёс меня на гору, закрыл в берлоге, находящейся в лесу, связал мои руки, обкусал мой нос и мои губы, потом бросил на колесо водяной мельницы, находящейся на его дороге в Байрамич. Я заставил сказать её много раз: «Дай Бог, всё будет хорошо…". Когда я объяснял сон, я представлял себя великим человеком, великим господином, великим пашой. Как бы я был доволен, чтобы никто не смог сделать мне ничего плохого, чтобы забыли, что я когда-то говорил неправду… На какие улицы, с кем я обычно выхожу? Я не знаю…

Одноэтажная школа была с не побеленными стенами. Как только выходишь из двери, то попадаешь на крытый сверху двор. Впереди был ещё маленький сад без деревьев… В конце сада уборная, бочка для большой нужды… Маленькие мальчики и девочки сидели в саду вперемежку, вместе читали и играли. Женщина, которую мы называли «Большая Ходжа», была редковолосая, крашеная хной, горбатая, высокая, пожилая и слабоумная. Она была похожа на вредного больного коршуна с жёлтым, изогнутым, как клюв, носом, полинявшими перьями, у которого очень строго сверкали голубые глаза. «Маленький Ходжа» был парнем. Он был сыном Большой Ходжи. Дети совсем не боялись его. Я считал, что Большая Ходжа была немного глупа, и сидел на месте, находящемся за подставками для книг, поэтому очень длинная толстая палка Большой Ходжи не могла до меня достать. Все девочки называли меня «Белый Господин», может быть из-за моих светло-жёлтых волос. Довольно взрослые парни, то называли меня по имени, то окликали «капитанский сын». На качающейся створке не открывающейся классной двери на нас смотрела, как безжизненное лицо, плоская табличка «Вход-Выход». Тусклый свет восходил близко к потолку из узких окон толстых стен. Был слышен громкий истошный крик детей, беспрерывно кричащих, читающих, восклицающих, словно они привыкли баловаться и устраивать балаган.

В школе единственным видом наказания были побои… Большие виновники, при этом даже девочки, обычно ложились под фалаку (орудие наказания – деревяшка, к которой привязывают ноги и потом бьют палками по пяткам). Не было таких детей, кто бы не боялся и не трепетал от фалаки. Тяжёлая оплеуха Маленького Хаджи… Длинная толстая палка Большой Хаджи… такие встречи, безусловно, были неприятны. Я совсем не переваривал телесные наказания. Может быть, они и помогали. Только один раз Большая Ходжа сухой костлявой рукой ударила меня в левое ухо, за то, что я солгал. Она так сильно ударила, что даже на следующий день ухо горело. Оно было очень красным. Между тем моей вины не было. Я сказал правду. Кто-то сорвал кран в уборной, находящейся в саду. Большая Ходжа искала, кого наказать. Это был больной, слабый мальчик в чепкене (