Дав свинке немного успокоиться, Мишка залез на верхнюю жердину забора, приготовился. Серёга погнал животное в его сторону. Мишка, дождавшись когда свинья поравняется с ним, спрыгнул с ограды, и ещё в полёте вонзил нож в шею, чуть ниже хребта. Нож вошёл заточкой вниз, и Мишка падая, просто нажал на клинок. Свинья упала, дёргая копытами, с почти отрезанной головой.

В вагоне начальника, Мишка попросил:

– Серёг, спирту стакан плесни.

– Нафига спирт-то? Коньяк есть. Подожди малёха, щас мужики свинку разделают, мы с тобой печёнки нажарим, я тебе бутылку и выставлю.

– Там видно будет. Щас налей.

Серёга открыл сейф, вынул банку с медицинским спиртом, налил в стакан. Поставил стакан на стол, сам метнулся к холодильнику.

– Сейчас, я закуски настругаю.

Обернувшись, успел увидеть, как Мишка, трясущейся рукой подносит ко рту стакан, и как он медленными, большими глотками пьёт спирт.

– Мишань! Ну ты чего! Без закуски, и не разбавил! Что это колбасит-то тебя так?

– Да ладно. Проехали уже. Отпустило.

– Миша. Это не свинку, а тебя к психоневрологу отправлять надо.

– Отстань. Расскажи лучше, с чего это вы пальбу устроили?

– Дык. А чё? Ты отказался. Топотряд я перехватить не успел, свинтили уже. У ГТСки два водилы крутятся, ну я и попросил их. Один тоже отказался, а второй заявляет:

– А чё её резать? Щас я её из ружья завалю.

– Я же у него спросил ещё, – А сможешь? – А чё мочь-то, я кабанов с одного выстрела валил. – Паразит, бля.

– Серёг, ну ты как дитё. Сам же охотишься иногда, должен был хотя бы байки охотничьи про кабанов слышать. В башку стрелять что свинье, что дикому её родственнику, – бесполезно. Череп у них, как лобовая броня у танка устроен. В смысле не по толщине. А по наклону костей. Его даже из калаша не всегда пробьёшь, в рикошет пули уходят. Под лопатку стрелять нужно, – пулей. А вы с дробью, на бедную свинку.

В это время в двери постучали. И в неё вошёл незадачливый «истребитель кабанов».

– А ружжо моё где? Я поеду домой, шмотки сменяю, уж больно духан от меня сильный.

Мишка поднялся. Прихватил из угла двустволку.

– Пойдём милок, выйдем. Поговорить мне с тобой надобно.

Вышли. Мишка продолжил:

– Помнишь, парниша, месяц назад, я на профиль выезжал рабочим, потому как народу не хватало?

– Гы! Помню. А чё?

– А как ты в меня из своего пугача целился, тоже помнишь?

– Гы! Помню! Шутковал я тогда, а ты испужался! – Ощерился в издевательской ухмылке детина.

– Верно. Пугливый я. У меня тонкая душевная организация, и она очень не любит, когда в её сторону ружьями тычут. Ну если у тебя такая хорошая память, то и что я тебе тогда пообещал, ты тоже помнить должен.

– Гы! Помню. Ружжо моё, вдругорядь, ты грозился отобрать! – Заржал детинушка.

– Ну не только отобрать, а и обломать его о твою тупую тыкву. По башке бить не буду, время ещё рабочее. А в остальном, – не обессудь.

После этих слов, Мишка с размаху, разбил приклад ружья о ствол сосны, росшей рядом с вагоном. Детина взревел, и в богатырском замахе, пудовым кулачищем, попытался ударить Мишку. Тот приседом ушёл от удара, и не вставая, всадил стволы в довольно объёмистое брюхо своего противника. Детина сложился пополам, надсадно кашляя и перхая. Мишка спокойно ударил несколько раз остатками ружья об ствол, выкинул их в лес, и вернулся в вагон.

– Мишань, что-то уж очень жёстко ты с ним. За что ты его так?

– Ты же слышал. Ты тогда со мной практикантов на профиль отправил, ну этому муделю и захотелось перед девчонками своим ружьишком похвастаться. Собираю я спокойно «паук»7, поворачиваюсь, а метров с пяти, мне в брюхо два ствола смотрят. Дальше уже на рефлексах. Прыжком ушёл с директрисы, на лету нож вырвал, и уже почти метнул. Едва очухаться успел, остановил бросок. То, что это мудило, должен был уже валяться с ножом в глазнице, хрипя и дёргая ногами в агонии, конечно никто не понял. А вот как ссыкливый Мишаня, сиганул в заросли ежевики от незаряженного ружья, оценили все. Долго хохотали. А я четыре дня с исцарапанной рожей ходил, пока царапины не сошли.