– Ваня, пригатовь самовар, – обратилась хозяйка к старшему из сыновей, – А, вы, давайте-ка отсюдова, погуляйте, не ча вам бяседы взрослых слушать, – прогнала она из избы остальных детей, – Я канешна ни супротив жанитьбы, дочка выросла, пора улятать с раднога гнязда. Тольки падходить ли наш тавар такому знатнаму и багатому жаняху? – высказала свои сомнения Маланья.

Пока готовился самовар, беседа шла о молодых. Одна и другая сторона расхваливали достоинства молодых, каждый своего.

Иван внёс и поставил в середину стола вёдерный самовар, от которого по избе распространился приятный запах дыма от тлеющих еловых шишек и аромат заваренного травами кипятка.

– Штой-то я! Прашу ко сталу, обсудим всё за самоваром… А вот и Степанида, – представила Маланья дочь, вошедшую в горницу.

Одетая в праздничный сарафан и расшитый фартук, высокая, стройная, привлекательной внешности она сразу приглянулась Тимофею.

За чаем вели тихую беседу: Тимофей со Степанидой – о всяких мелочах, а Марфа с Маланьей обсуждали порядок следующих действий для соединения молодых.

Степанида была совершенно неграмотна. При беседе с ней Тимофей легко это определил, но он так же определил у неё острый ум, природную рассудительность и скромность.

– Я не магу жалать лучшага мужа для Степаниды, а, панраву ли наш тавар купцу? – произнесла Маланья, повернув голову в сторону Тимофея.

– Тёма, посмотри, какая умница и красавица сидит рядом с тобой. Где ты ещё найдёшь такую невесту? А, Тёма?.. – скорее утверждая, чем спрашивая его, произнесла Марфа, – Ну же, Тимофей…

– Я посчитаю за честь, взять в жёны такую красавицу и, как я уже определил умницу. Только, что невеста скажет? Согласна ли она? – тихо, смущаясь, произнёс Тимофей.

– Я сделаю, как скажить маменька, – еле слышно произнесла Степанида.

Тимофей на первый взгляд не очень приглянулся Степаниде, – «Росту невысокого, немного располневший. И говорит какие-то заумные слава. Не понятно и немного страшно, как всё-таки с ним может всё сложиться».

– И прекрасно. На этом и порешим, – поспешила Марфа, не откладывая утвердить договорённость.

За всё время чаепития Тимофей и Марфа отпили всего по нескольку глотков чая из больших глиняных кружек, не прикоснувшись к сладостям, видя ползающих по ним мух.

Венчание и свадьбу надолго не откладывали. Уже через неделю к дому Тереховой Маланьи подъехало несколько упряжек. С одной из колясок спрыгнул Тимофей Большаков и, взяв из рук, сопровождавших его молодых парней с полотенцами через плечо, большую картонную коробку, поспешил в дом.

Его ждали. Степанида сидела на скамье под иконами. Праздничную крестьянскую одежду дополнял цветастый платок, накинутый на плечи. Она совершенно растерялась, не зная, что говорят и что делают в таких случаях, и теребила бусы, висящие на её длиной шее.

Тимофей протянул ей коробку.

– Прошу, примерь мой подарок, – он взял её за руку, – Степанида, прошу, будь моей женой… Согласна ли?.. Стеша?..

Степанида молча кивнула.

Из спальни Степанида вышла одетая в богатое шёлковое платье, расшитое бисером, и в длинной прозрачной фате. Белые кружевные перчатки она держала в руке, не осмелившись одеть такую необычную для неё вещь. Подарки пришлись ей к лицу.

Тимофей пригласил Маланью вместе с детьми занять места в колясках и присел в ожидании окончания сборов невесты.

Степанида помогла матери сложить в узел своё скромное приданное, попрощалась, всплакнув, с родными стенами и под руку с Тимофеем вышла из избы вся в волнении от необычности происходящего.

Большаков отписал молодожёнам десятину земли с домом на краю уездного города и всячески помогал им «твёрдо встать на ноги».