– Заливаешь! – и это слово было самым мягким среди других эпитетов.

Жека махнул рюмку и говорит:

– Спорим на ящик коньяка, что я сейчас снова сигану!

Слово за слово – дело пьяное, заспорили. Ну и что? Сиганул, парашютист хренов. На этот раз не так удачно – поломал рёбра и руку. Медики смеялись:

– Мужики, вы что, дети малые? То лампочки в рот суёте, то с восьмого этажа сигаете!

Если бы не синька и не сугробы до второго этажа, не было бы Жеки. Бывало, и обмораживались конкретно, и опять по пьянке.

Напротив девятиэтажки Семёна, через дорогу, располагался посёлок геологов. Это было нагромождение балков. С них начинался Талнах. Балок – это вагончик на санях. Соединяли их дощатыми коридорчиками и отапливали электричеством. От этого они и горели. Не было года, чтобы там не загоралось. В один год посёлок выгорел без остатка. Да и сам пятый микрорайон был расположен по-дурному. Построили его на месте зоновского кладбища. Когда бурили скважины под сваи, из-под бура летели человеческие кости.

Каждые полгода на рудниках читали лекции по туберкулёзу и по оказанию первой медицинской помощи. Медики сами признавали тот факт, что лучше всего лёгкие очищает кружка-другая пива. Медичка тут же спохватывалась и добавляла:

– Но вы же этим не удовлетворяетесь?! У меня самой муж работает на «Октябрьском».

Всех, кто ростом выше 180 сантиметров, предупреждали – берегитесь троллей[14], 380 вольт. Несмотря на предупреждение, Семён дважды попадал под удар током. Ощущение не из приятных. Мышцы сокращаются, и человек падает на задницу. Сидит минут пять-семь, и ко всему этому усыкается. Так что, под удар лучше не попадать.

Электричество было повсюду, особенно статическое и особенно во время северного сияния. Северное сияние – зрелище красивое, завораживающее. Можно смотреть бесконечно. Но когда начинаешь подносить руку к выключателю, между ним и пальцем проскакивает дуга. В темноте её хорошо видно и чувствуется. Семён, чтобы не страдать от этих ударов, достал и установил звуковое реле. Первое время дети развлекались, бегая по квартире и хлопая в ладоши.

Жена с детьми улетела на Кубань, полярный день в самом разгаре, с сигаретами напряг – по талонам, и тут приходит посылка от бати: ящик, набитый листьями табака. Семён почувствовал себя богатейшим человеком. Сигареты по талонам выдавали, но это была капля в море. На подземке курить строго запрещено, но курили все и курили всё. Курили «Приму» – кинул в воду и от неё ничего не осталось. Семён сшил себе кисет и чувствовал себя кумом королю. Запах ароматного, крепкого табака распространялся по всему подземному проезду, и мужики по запаху определяли, где машина Семёна, хоть на машине были выключены фары. Так батя и обеспечивал табаком, пока не наладились поставки сигарет.

Раньше я уже писал, как Семён с другом перебрались на другую машину, кровлеуборочную. Обучались и сплавлялись по Енисею. Машине и друзьям нашлась работа на поверхности. В начале лета машина перегонялась на рудник «Октябрьский». Там находилась грузовая клеть. Машина поднималась на поверхность, и начиналась свистопляска. Машина была оборудована отвалом и выдвижной стрелой. Стрела выдвигалась на высоту четырёхэтажного дома. От организации Талнахспецшахтремонт (ТСШРТ) выделялись женщины-штукатуры и маляры. И начинался ремонт фасадов. Ремонт продолжался круглосуточно – нужно было отремонтировать здания четырёх рудников. И всякий раз попадались новые женщины, поэтому каждый раз приходилось обучать новую группу, как пользоваться люлькой. Поначалу бабы боялись, визжали, матюкались на все лады, но постепенно осваивались. Работа налаживалась. Семён только успевал переставлять машину, загружать в бадьи раствор. В течение смены приходил черёд матюкаться Семёну или его напарнику Теймуразу. Начальство уезжало по домам или спускалось под землю, и бабы, недавно визжавшие на уровне второго этажа, на четвёртом этаже отстёгивали монтажные пояса и лезли на край люльки, чтобы дотянуться до края и лишний раз не переставлять машину. Работали, как сумасшедшие. А когда дело доходило до покраски, случались казусы. Если не хватало растворителя, орали: