– Не ожидал, что мой первый труп будет таким неконгруэнтным и странным, но я уже все видел. Я проходил курсы хирургии.
Харт бросил взгляд на живот жертвы, затем перевел взор на Ллевелин, на Дарио, на Уилсона – а после с наигранным испугом поднес руку в перчатке на уровень губ. Доктор Ллевелин рассмеялась и накрыла труп, Харт тоже рассмеялся.
Дарио прыснул. Без шуток в их профессии можно умом тронуться – и стать пациентом доктора Уилсона.
– Даже ДНК преступника неоткуда взять, – вздохнул Харт. – Аж извиниться хочется.
– Не балуй их, пусть бегают, – махнула рукой Ллевелин.
– Кто убитый по профессии?
– Уборщик в супермаркете.
Уилсона ответ разочаровал, но не удивил. Кому нужен уборщик в супермаркете – человек, которого видят сотни ежедневно, но никто не обращает внимания?
– Безнадега, – молвил Харт.
На сей раз Уилсон взглянул на него пристальнее – и поймал ответный сочувственный взгляд.
Когда вопросы иссякли, и детектив и психиатр покидали морг, Харт смотрел им вслед.
5. Рассказчик
К портрету подозреваемого добавилась деталь про медика, с предположением про парик Марс согласился – потому что у практикующих хирургов, как правило, не бывает длинных волос.
К тому моменту, как Дарио и Уилсон вернулись из морга, заказанную в офис пиццу уже уничтожили, напоминанием остался только запах влажного картона и сыра. Уилсон пошел к кухонному уголку, чтобы налить себе чай. Ханна насыпала печенье в миску.
Диспетчеры до сих пор оповещали таксистов, Бен не мог дозвониться до дочери убитого, лишь оставлял сообщения на автоответчике.
– Убитый был мертвецки пьяным. Усыпить и убить пьяного – скучно для акта убийства.
– Скучно?
Марс замер с маркером у доски и обернулся на Уилсона.
– Подготовка и действия после убийства имеют значение.
– И какое значение?
– Предположение, – Уилсон поднял ладонь на уровень груди, опережая возражения. – Очки и парик это маскировка, а таксист опознает его и сообщит, что высадил в определенном месте на полпути. Предположение: жертва выбрана такая, потому что по социальному кругу нет мотива, и слишком много пересечений с людьми на месте работы. Предположение, – изрек Уилсон уже со вздохом, – это демонстративный акт привлечения внимания, чтобы следствие ломало голову.
– Психов, конечно, полно, – покачал головой Марс, – но тратить время полиции на это без явной на то причины, чтобы развлечься – нонсенс.
– Он хочет казаться психом.
– Зачем, бога ради?
– Чтобы мы спросили.
– Надо узнать, что думает Писториус, – вмешался Дарио. – Может, у этого преступления есть исторический прецедент.
– Спрашивайте, – недовольно бросил Марс. – Финли, поезжай на работу к жертве, спроси про медика, лохматых, про истеричек тоже спроси. Историки и менталисты…
Уилсон не сразу сообразил, что склад архива без окон, в который вел его Дарио Пеше, и был кабинетом историка-консультанта Писториуса. Навстречу, у очередного коридорного пролета, им попался Клеман в сопровождении мужчины средних лет – единственного из всех, не в костюме с галстуком, а в свитере поверх рубашки.
– Доктор Уилсон, Дарио, – окликнул их Клеман, а затем указал на спутника. – Эдвард Писториус, наш консультант.
– Он помог решить многие дела, которые на первый взгляд не имели рационального основания, – не удержался от пояснения Дарио.
Писториус просиял.
– Рад знакомству, – протянул ему руку Уилсон.
Несколько мгновений спустя они возвращались в архив – похожий на большой чулан, с высокими, подпирающими потолок стеллажами, стопками бумаг и коробками, с лабиринтом прохода к столу в центре комнаты.
Писториус взял в руки папку, ощущая на себе взгляды трех пар глаз.