«Они верят в меня, потому что я скиданец? Но разве они не чувствуют, что во мне совсем не осталось дэ?»

Вдруг послышался голос из-за спины, совсем рядом. Нуска сумел расслышать:

– Shuhadaku[8].

Нуска обернулся и пристально посмотрел на стражника. Это был тот самый, который немного понимал скиданский. Он коснулся меча на своём поясе, потряс им и настойчивее повторил:

– Shuhadaku.

Нуска сглотнул. Вместо того чтобы приободриться, он почувствовал лишь разрастающийся внутри холод. Видимо, все присутствующие рассчитывали на то, что у Нуски есть оружие дэ. Призвать его материальную часть не было проблемой даже в плачевном состоянии, но… У Нуски не было оружия. У него была лишь вскипающая в голове каша из обрывков воспоминаний, ни одно из которых он не мог бы назвать действительно счастливым.

Пазузу наконец заметил свою добычу. Он остановился, втянул ноздрями воздух, а затем вздыбил шерсть, склонил голову к земле и оскалился. Его огромный хвост, подобно кнуту, покачивался из стороны в сторону, что заставило Нуску испытать ещё один приступ страха.

Вместо того чтобы вступить в схватку, спрятаться или убежать, Нуска просто зажмурился. Он боялся открыть глаза и увидеть клыкастую пасть зверя. Он боялся открыть глаза и вновь увидеть свою тёмную камеру, почувствовать очередной удар бича, разглядеть в расплывшейся по полу луже своё искривлённое и измождённое лицо, проредившиеся волосы, облепленные кожей скулы и потрескавшиеся губы. Лицо невольника.

Нуска пережил многое, но он никогда не проходил через это в одиночку. И сейчас, когда он слышал гул толпы и тяжёлые шаги пазузу, чувствовал распространяющийся по земле жар огненной дэ, он мечтал о том, чтобы его спасли. Чтобы кто-то остановил расправу, чтобы кто-то забрал его из Сонии и увёз далеко-далеко, чтобы ему подали руку, накормили и согрели холодной, пробирающей до стука зубов ночью… Но никто так и не появился. Ни за весь этот месяц, ни сейчас.

Пазузу зарычал, а Нуска услышал свист ветра. Повинуясь инстинктам, лекарь уклонился и перекатился по песку. В глазах потемнело, от первого же усилия стала наваливаться усталость…

Нуска всё ещё не открывал глаз. Вслепую он уклонялся интуитивно; его тело, которое не желало прощаться с жизнью, чувствовало приближение огненной дэ и заставляло Нуску раз за разом перекатываться по песку, уворачиваясь от клыков и когтей.

В какой-то момент Нуска понял, что этот зверь не такой уж и быстрый. Наоборот, он довольно неповоротливый. Видимо, привыкнув к жизни в клетке и куску мяса из рук человека, он обленился. Его инстинкты притупились, а жажда крови сошла на нет.

Но Нуска боялся открывать глаза. Он боялся встать и вступить в схватку. Ведь у него не было ничего, кроме двух жилистых, истощённых мореплаванием рук…

Его положение безнадёжно. Его никто не спасёт. О нём даже никто не вспомнит. Он маленькая бесполезная блоха, которую заставили противостоять исчадию бездны.

Кар-кар.

Нуска нахмурился.

Кар-кар!

Какая-то птица, видимо, ворон, пролетев над головой, больно клюнула Нуску прямо в темя. Он ойкнул, потёр голову и машинально распахнул глаза.

Чёрная птица, которая казалась такой маленькой, напала на огромного пазузу. Она пикировала ему на голову, клевала, пока не достигла своей цели – длинными когтями ворон располосовал ревущему пазузу морду. Горячая кровь стекала на глаза зверя, ослепляя его.

Нуска сглотнул, а затем, покачиваясь, приподнялся.

Ворон не боялся пазузу. Он атаковал и пытался защитить Нуску ценой своей жизни.

Нуска помотал головой, хлопнул себя по щекам и нахмурился.

Сейчас он не сурии, он не способен воспользоваться дэ, но он всё ещё человек. Он тоже может дать отпор.