– Что-то я совсем раскисла, – открывая дверь и включая свет в прихожей, Алла машинально глянула в зеркало. Оттуда на нее смотрело лицо молодой, интересной женщины с налетом таинственности, сквозившей в глубине ее огромных глаз.

«Что я сделала в своей жизни не так? Когда я ошиблась?» – спросила она себя, но ответа не было. Вернее ответ был, но он настолько не нравился ей, что приходилось загонять его вовнутрь поглубже и не извлекать оттуда. Четко сформулировать его для себя означало опять испытать ту мучительную боль, которая только-только начала утихать, покой и умиротворение едва воцарились в душе. Так что нечего в себе копаться!

Алла прошла в комнату. Конечно, сыночек спал, как зайчик, убрал все игрушки и спал, положив головку на любимую подушку-медвежонка. Когда Алла смотрела на спящего сына, ей всегда хотелось плакать – до того незащищенным и уязвимым он был: «Нежный, любимый малыш, радость моя!.. Ну, хватит, пора дать себе отдых. День сегодня такой насыщенный, что эмоций хватило бы на несколько последних месяцев».

Уже засыпая, Алла услышала, как хлопнула дверь наверху и по ступенькам затопали Серегины ботинки.

«Куда это он на ночь глядя? Ведь работал же, а когда он работает, неделю из дома может не выходить. Вот и ему мороки задала, бестолковая я все-таки…»

Кошмар наплывал в виде клочьев тумана, настолько осязаемых, что казалось, он забивает легкие, нос, рот и все ее существо. Пытаясь пробиться сквозь эту массу, она задыхалась, падала, вновь вставала и шла в никуда. Но точно при этом знала, что ей непременно надо идти, ее кто-то ждет. Поскользнувшись в очередной раз и упав, она попыталась подняться, но лишь скользила по чему-то вязкому и липкому, а когда поднесла руки к глазам, то увидела, что они в крови. К горлу подкатила тошнота, Алла пыталась закричать, но вместо этого только молча, как рыба, открывала и закрывала рот. И она поползла, это было долго, настолько, насколько может быть во сне. Впереди забрезжил свет. Туда и только туда! Она увидела в этом свете силуэт, знакомый до боли.

«Нет! Пожалуйста, не приходи снова! Я больше не могу! Это он!» Но силуэт все приближался и приближался, увеличиваясь в размерах и приобретая все более четкие очертания. «Отдай его мне! – голос звучал вкрадчиво и тихо. – Ведь он мой!» – «Нет!!! Нет!!!»

С этими воплями Алла скатилась с кровати вся в поту, схватившись за сердце, готовое вырваться наружу.

– О боже, это всего лишь сон! И ничего больше! – Она поднялась. За окном начало светать. – Сколько же времени? Ведь что привиделось. Дура такая, орала, наверное, всех соседей перепугала. Как Стаську не разбудила?..

Алка хохотнула и пошла на кухню. Поставила чайник, присела у стола. Что сон был вещий и дурной, она понимала, но не знала – насколько. В ту далекую ночь ее тоже преследовал кошмар, и он не заставил себя долго ждать, превратившись в реальность. Вздохнув, Алка налила чаю, достала из холодильника остатки вечернего пиршества.

Чаепитие было у нее ритуалом. Японцы бы позавидовали ей – настолько она могла отключаться в это время. А если к чаю было что-нибудь вкусненькое… Пусть оно протекало не по протоколу, принятому у знающих в этом деле толк, но чай она любила и могла по вкусу определить крупнолистовой он или гранулированный, чем приводила в изумление своих знакомых.

Но сейчас даже благословенная чашка чая не спасала от предчувствия. Потихоньку кроша пирожное и маленькими глотками прихлебывая кипяток, Алла размышляла, раскладывала по полкам все, что ей привиделось. С какой стороны ни посмотри – сон плохой.

На окне тренькнул телефон. Да и не телефон, а так, баловство одно. Серега купил на рынке детскую игрушку и протянул провода из своей квартиры в ее через форточки. Говорит, на всякий пожарный случай, вдруг грабители полезут. В наш старенький дом, который уже лет десять как сносят, настоящий телефон не проведут, не дождешься. А игрушка эта очень даже ничего. Когда чего нужно, она трубочку снимала, на кнопку нажимала, и вот, пожалуйста, Серега на проводе, всегда готов к труду и обороне. Правда, надо признать, последнее время он все чаще отсутствовал и замкнутый стал, угрюмый. Никогда раньше ей не грубил, а вчера так вообще: «Приперлась», это надо же, а?