– Что сделали? – поперхнулась Нина.

– Расписались.

– И ты мне даже не сказал?!

– Вот теперь говорю. – Ростик не думал оправдываться. – Мы никому не сообщали. Как только Оля получила развод, поехали в ЗАГС и зарегистрировали брак. Канцелярская процедура, не более.

– Маме бы мог все же сказать, – упрекнула Нина, чувствуя, что свадьбу сына у нее украли. Впрочем, она толком не знала, огорчаться ли по этому поводу. С тех самых пор, как Олег Капонир оставил семью, в мозгу Нины поселилась унылая и навязчивая мысль: теперь она вечно одна, как та медведица из мюзикла Добрынина. Сыну и за папу, и за маму. С годами тоскливое ощущение семейного дисбаланса несколько притупилось, но не исчезло, как протекающая хронически болезнь. Будь то родительское собрание, или районная больница в Скадовске, куда сынишку привезли из пионерлагеря, выпускной школьный бал или томление под аудиторным корпусом, в толпе родителей абитуриентов, Нина всюду была одна. Опекая Ростика вследствие этого сверх меры, балуя и довлея одновременно, Нина Григорьевна еще острее чувствовала одиночество, болезненно морщилась при виде других ребят, у которых отцы, как отцы (они, ребята, видимо лучше моего), комплексовала по этому поводу и щедро передавала комплексы сыну. Как и всякая любящая и заботливая мать, Нина частенько задумывалась о том, какова она будет, избранница сына, мечтала о замечательно вежливой, трогательной принцессе, которой с радостью станет матерью. Но, каждый раз размышляя о свадьбе, Нина не забывала о дисбалансе: родители невесты, будьте добры – туда, родители жениха, простите, мама, прошу, сюда.

– Значит, ты теперь женат!

– Женат, мама.

«Ох, и зачем ты себе на шею ярмо так рано повесил?» — захотелось возопить Нине Григорьевне, но она благоразумно смолчала.

– И… – Ростик в задумчивости потеребил нос. – Я хотел тебе сказать… у нас с Олей будет ребенок.

Нина вытаращила глаза.

– Тебя, похоже, удивляют мои способности? – осведомился Ростик, давая понять Нине, что ее реакция не осталась незамеченной.

– Какой месяц? – выдохнула госпожа Капонир.

– Насчет аборта интересуешься?

– Ты слишком молод.

Ростик кивнул. Иного он от нее не ждал.

Переварив в течение нескольких дней перспективу нежданно-негаданно сделаться бабушкой, Нина купила на базаре творог, кусок вырезки и неподъемный пакет фруктов. В те времена питаться с базара означало крепко стоять на ногах. Супермаркеты еще не родились, а партийных распределителей не хватало даже на избранных. К тому же, они скудели на глазах, по мере ветшания самого Союза. Итак, отоварившись на круглую сумму, Нина отправилась к детям, впервые за долгие годы. Ростик и Ольга встретили ее настороженно, но без злобы. Нина обнаружила скромный быт, и, в то же время образцовый порядок. Округлившийся животик Ольги тянул месяца на четыре, то есть процесс приобрел неотвратимый характер. Нина на ходу приняла решение, что обидные клички типа Дылды или Каланчи отныне предаются забвению. По своему обыкновению, она немедленно приступила к делу, дав понять, что в свете изменившихся обстоятельств Холодная война окончена.

– Значит так, дети, – безапелляционно заявила Нина, – будущему ребенку требуются витамины?

Ольга и Ростик переглянулись, вопрос казался риторическим.

– Есть у вас на это средства?

Ростик было заикнулся, что кое-что кое-где…

– Будешь мне рассказывать, – фыркнула она, и пошла загибать пальцы: – молоко требуется, творог для костей. А откуда взять? И зря ты, Ольга, ухмыляешься. Будешь пренебрегать кальцием, после родов все зубы вывалятся. – Для убедительности Нина пошамкала ртом, точно как столетняя бабуленция. Вышло так комично, что Ольга и Ростик прыснули. Нина и сама расплылась в улыбке. Напряжение пошло на спад.