Носидэ спросил не оборачиваясь, смотря вперед в ожидании.

– Да, – коротко ответил Алсет.

– Может и так, но понимаете ли?

– Понимаю, но не до конца. Многое осталось у вас в голове.

– Верно. Просто еще не время. Но скоро вы поймете… вы вспомните.

Алсет безразлично пожал плечами, все также стараясь не споткнуться об очередной корень.

Вдруг лай стал приближаться. Доктор не удержался от мысли, что бигль ведет себя чересчур уж шумно для прирожденного охотника. Олень показался перед ними спустя несколько минут. Самка, без рогов, но взрослая, весом почти в сто килограммов. Мазь, молодой кобель, гнал ее прямо на них.

Палец Носидэ опустился на спусковой крючок. Олень заметил впереди стоящих людей и попытался изменить направление. Копыта оленя погрузились в землю, шея вытянулась влево. Замешательство животного длилось мгновение, но этого оказалось достаточно. Шампунь, старый самец, появился из ниоткуда. Одним точным прыжком он сократил дистанцию и вцепился в глотку благородного животного.

Олень начал трепыхаться, крутя маловесного бигля в разные стороны, но собака не разжимала челюсти даже после того, как ее сильно ударили о землю, о ствол дерева и снова о землю.

Все это разворачивалось прямо перед глазами Алсета. Зрелище оказалось страшным, первобытным и ужасно жестоким.

Битву на выносливость выиграл бигль. Олень потерял слишком много крови, опустился набок, стараясь в последний раз наполнить легкие сладким воздухом. Шампунь ослабил хватку и тоже припал к земле, скуля при каждом вздохе, и посмотрел на двух людей своим единственным глазом. Его морда вся измазалась в крови, и он больше не выглядел как невинное создание.

Носидэ молча подошел и выстрелил в оленя. Его руки остались чистыми, он не вымотался, не сбил дыхание, не пострадал, но получил желанный трофей.

***

«Ты знал, что человеческое ухо способно распознать звуки в диапазоне от шестнадцати герц до двадцати килогерц»?

Что? Кто это говорит?

«Для обычных обывателей данные цифры ничего не значат… а должны, причем очень многое».

Голос был тихим, шепчущим, печальным. Он доносился откуда-то издалека… из воспоминаний чужака, из его позабытых снов.

«Я пытаюсь сказать… что мы ограничены. Рамками, названными «слуховым диапазоном». Треск костра, шум реки, завывание ветра – все это звуки, которые мы распознать способны, но они не единственные, что существуют на свете. К примеру, есть ультразвук, он выше, или инфразвук, который гораздо ниже. Данные сигналы и волны находятся за гранью акустического восприятия человека. И так везде, в любой мере или плоскости существуют места, целые реальности, что не созданы для людей, нам недоступны, но манящие нас до одури. Почему мы позволяем себе в них вторгаться? Почему нарушаем установленные природой границы, продолжая оправдывать свой эгоизм наличием субъективной возможности»?

На веки давила темнота (а может и что-то другое), мешала глазам открыться и увидеть свет, а также и лицо говорящего.

«Делать все, на что способен. Отвечать на вопросы, что не имеют ответа. Раньше я считал это «силой», а смирение – слабостью… но не сейчас, по крайней мере, уже не так оглушен уверенностью. Мог бы я вовремя остановиться? Забыть о своих амбициях и желаниях, в угоду лучшего будущего? Скорее всего, нет, ведь тогда я не мог предсказать последствия. Дорога в ад вымощена благими намерениями, а все мысли о том, «как было бы» опять уведут нас не туда, в чужие миры и параллельные реальности. Мои грехи – только мои, и именно я должен их исправить, по крайней мере, пока еще жив, иначе их тяжесть ляжет на плечи потомков, а этого я допустить не могу. Не хочу, чтобы подлость стала моим единственным наследием, понимаешь»?