– Н-не знаю, Катюш, – неуверенно проговорила мама. – Тут я, наверное, соглашусь с папой. Тебе же никто не мешает получить образование… ну, хотя бы, и концертмейстера – вполне достойная профессия. И очень востребованная, кстати. А вокалом заниматься в качестве хобби…

– Хобби! – фыкнула Катя. – И крестиком ещё вышивать.

– Ты столько вложила сил!.. Так готовилась, – продолжала уговаривать мама, а Катя почувствовала, как к глазам подступают слёзы.

– А куда мне было ещё эти силы вкладывать? Куда? Мои подружки от меня шарахались, как от заразной! Говорили, что я им всех парней распугаю своим видом… Мне даже погулять было не с кем!.. Меня за последние годы ни разу не пригласили на день рождения! С танцами мне пришлось тоже расстаться, – Катя говорила всё громче, и её голос уже начинал предательски дрожать. – Знаешь, мама, как меня называли в школе? «Саловей»! От слова «сало»! Да я просто пряталась за занятиями музыкой и книжками! Убегала от реальности, не более того. У меня просто ничего в жизни не было, кроме школы и музыкалки!..

– Катюш, – папа выглядел ошеломлённым. – Почему ты нам раньше ничего не рассказывала?

– Смысл? – шмыгнула носом Катя, а мама успокаивающим жестом погладила её по руке.

– Котёнок, – сказала она, – всё это уже в прошлом. Сейчас надо думать о будущем.

  Катя посмотрела на маму. Потом на папу. И поняла, что ей не удалось убедить родителей в своей правоте. Придётся пустить в ход тяжёлую артиллерию.

– Папа, – спросила она, – Ты помнишь, какая мечта была у мамы?

– У мамы? – растерялся тот. – Конечно, помню. Мама мечтала стать пианисткой.

– И была рекомендована к поступлению в Консерваторию, – подхватила Катя. – И тут познакомилась с тобой. Молодым специалистом-целевиком,  который только что закончил институт и должен был возвращаться сюда, в родной город, чтобы работать в своём НИИ.  Я ничего не путаю?

– Ничего, – согласилась мама. – Только я пока не понимаю, к чему ты клонишь.

– А к тому, мои любимые родители, что у мамы был ты, папа. Она полюбила тебя так, что отказалась от своей мечты, уехала из Москвы. Не потому, что ей запретили родители. Не потому что она просчитала выгоду. Не потому что не хватило таланта. Ради тебя, папа. А вот у меня нет такого человека, ради которого я могла бы поступить как мама… И не факт, что будет… Вы предлагаете мне забыть свою мечту просто так. Отступить просто потому, что у меня может не получиться. Из-за этого вы хотите лишить меня даже шанса. Даже шанса… Не хотите, чтобы я хотя бы попыталась…

– Ну не знаю… – задумчиво протянула мама, и Катя поняла, что попала. Она готова уступить.

– И ещё, – Катя сделала паузу. – Я вполне могла бы уехать молча. Вам ничего не сказать. Вернее, сказать, что, как и планировалось, еду поступать на фортепиано. Только это было бы нечестно. Я вас люблю и на такой обман бы не пошла, – поставила она красивую точку.

Родители переглянулись.

– Так, – папа побарабанил кончиками пальцев по столу. – Хорошо, Катерина. Считай, что ты меня убедила. Понятно, что мы с мамой всё равно будем волноваться… Но ты права. Лишать тебя шанса осуществить свою мечту было бы неправильно.

– Да и едешь ты всё-таки не совсем в неизвестность, – кивнула мама, – Тётя Женя тебя ждёт.

  Евгения Петровна, объективно говоря, была тётей самой Марины Николаевны, родной сестрой ее отца, а Кате приходилась, соответственно, двоюродной бабушкой, однако Катя, когда ездила с родителями в Москву привыкла называть её именно тётей. А пожилая дама против этого нисколько не возражала.

– Она уже несколько раз звонила, спрашивала, когда ты приедешь. И несколько раз напомнила, чтобы ты даже не думала ни о каком общежитии. Да! – вдруг вспомнила мама и обернулась к папе. –  Юр, ты помнишь, тётя Женя говорила, что занимается в какой-то самодеятельности? Не то поёт, не то пляшет… Нет, всё-таки поёт. Я думаю, у неё вполне могут оказаться знакомые среди педагогов по вокалу.